Проперций, Гай Меценат сопровождал Октавиана почти во всех его походах и находился рядом с ним практически во всех его битвах, в том числе и в битве при Филиппах[304]. Однако, по словам Сенеки, при этом сам «не касался меча, не проливал крови»[305]. Правда, Меценат не постеснялся принять значительную часть огромного имущества одного из казненных республиканцев — Марка Фавония[306].
После разгрома республиканцев Октавиан окончательно приблизил к себе Гая Цильния Мецената и начал давать ему важнейшие поручения, в основном дипломатического характера. Именно Меценат устроил брак Октавиана и Скрибонии, участвовал в примирении Октавиана и Антония, в заключении Брундизийского мира, в переговорах в Афинах и Таренте[307].
Более того, во время войн с Секстом Помпеем и Марком Антонием Меценат неоднократно замещал Октавиана в столице, управляя от его имени Римом и всей Италией[308]. Вдобавок Меценату было поручено проводить сбор денежных средств, которые шли на снабжение римской армии и флота, для чего он рассылал по всей Италии массу писем, которые запечатывал своим перстнем с изображением лягушки. Как пишет Плиний Старший, «лягушка Мецената во время сборов денег внушала великий страх»[309].
Именно Меценат в 30 году до н. э. раскрыл заговор против Октавиана, организованный Марком Эмилием Лепидом. По словам Веллея Патеркула, «пока Цезарь завершал Акцийскую и Александрийскую войны, Марк Лепид (сын того Лепида, который был участником триумвирата по государственному устройству, и Юнии, сестры Брута), юноша, выдающийся скорее по внешности, чем по уму, возымел намерение убить Цезаря тотчас по его возвращении в Рим. Охрана Рима была тогда поручена Меценату, человеку всаднического, но блестящего рода, недремлющему, когда дела требовали бодрствования, предусмотрительному и знающему толк в деле, — пока он выполнял свои обязанности, поистине не могло быть никаких упущений, — но, предаваясь праздности, он был изнеженнее женщины. Цезарю он был не менее дорог, чем Агриппа, но менее, чем тот, отмечен почестями, потому что был почти удовлетворен узкой каймой, — мог бы достичь не меньшего, но к этому не стремился. Выказывая полнейшую апатию, он тайно выведал планы безрассудного юноши и, без каких-либо тревог для государства и для граждан, подвергнув немедленно аресту Лепида, погасил новую и ужасную войну, которую тот пытался разжечь. И имевший преступные намерения понес наказание»[310].
Аппиан пишет, что «Меценат обвинял сына Лепида в заговоре против Цезаря, а также обвинял и его мать в укрывательстве. Самого Лепида (бывшего триумвира. — М. Б.), как потерявшего всякую силу, он ни во что не ставил. Мать молодого Лепида, — требовал Меценат, — как женщину не нужно уводить в качестве пленной, но надо было поручиться консулу, что она желает отправиться к Цезарю, молодого же Лепида Меценат послал к Цезарю в Акций»[311]. Уже после победы в битве при Акции Октавиан направил Агриппу в Рим на подмогу Меценату, поскольку последний не справлялся с обязанностями вследствие сильного утомления, так что даже серьезно заболел в 30 году до н. э.[312]
После завершения гражданских войн Меценат, не занимая никаких официальных постов, продолжал, вероятно, участвовать в управлении государством и в улаживании различных дипломатических проблем[313].
Меценат всегда последовательно выступал за монархическое правление и отвергал народовластие. Свои политические взгляды и советы по реформированию государства он подробно изложил в 29 году до н. э. в пространной речи к Августу, сохранившейся в «Римской истории» Диона Кассия[314]. По словам Диона, Августу понравилась речь Мецената, но он «не стал незамедлительно приводить в исполнение все его советы, опасаясь неудачи в том случае, если возьмется сразу за преобразование всего общества. Впрочем, одни преобразования он провел немедленно, другие — позднее, а некоторые оставил на долю тех, кто придет к власти впоследствии, полагая, что со временем для соответствующих нововведений наступит более подходящая пора»[315].
В 22 году до н. э. был раскрыт очередной заговор против Августа, одним из участников которого был консул 23 года до н. э. Авл Лициний Мурена[316], брат жены Мецената Теренции. Узнав о разоблачении заговорщиков, Меценат не удержался и сообщил об этом жене. Теренция успела предупредить брата, и тому удалось бежать, но позднее он был осужден заочно, а спустя некоторое время схвачен и казнен[317]. Хотя Август не раз жаловался, что Меценату недостает умения молчать[318], представляется, что последний и после заговора Мурены сохранил дружбу с императором. На это, например, указывает тот факт, что когда в 21 году до н. э. Август решал, выдавать ли свою дочь Юлию за Агриппу или нет, он обратился за советом именно к Меценату, от которого получил следующий ответ: «Ты возвысил его настолько, что он должен быть либо твоим зятем, либо мертвым»[319]. Как известно, Август последовал его совету, ввел Агриппу в свою семью и даже усыновил детей Агриппы — своих внуков, хотя некоторые римляне были недовольны этим[320].
Однако между Августом и Меценатом все же случилась серьезная размолвка. Главной ее причиной стала Теренция, жена Мецената. Дело в том, что первоначально она была любовницей Августа. Марк Антоний в одном из писем обвинял Октавиана в том, что он спит со всеми женщинами подряд, упомянув в их числе Терентиллу[321], под именем которой, как сейчас принято считать, скрывалась Теренция. Затем она была выдана замуж за Мецената и, будучи его женой, продолжала состоять в интимных отношениях с императором. Это, безусловно, категорически не устраивало Мецената, который, помимо того, что Теренция изменяла ему, столкнулся с ее холодностью и постоянным отказом выполнять супружеские обязанности[322].
В ответ на измены жены Меценат заводил любовниц на стороне, пытаясь скрасить свою личную жизнь мимолетными увлечениями. Плутарх в трактате «Об Эроте» приводит забавную историю из жизни Габбы, придворного шута Августа: «Габба угощал как-то обедом Мецената. Заметив, что тот обменивается знаками внимания с его женой, он потихоньку склонил голову, как будто уснув. Но когда кто-то из рабов, подбежав из другой комнаты к столу, попытался унести вино, Габба, отбросив позу спящего, воскликнул: „Мошенник, разве ты не понимаешь, что я сплю только для одного Мецената?“»[323]. Но интрижки с другими женщинами ему не помогли, поскольку он продолжал искренне любить свою жену[324].
Однако в итоге любовь и ревность к жене сломили Мецената. Из-за постоянных измен, капризов и истерик Теренции его нервная система пришла в негодность: началась постоянная бессонница, с которой он безуспешно боролся. Например, Меценат пытался засыпать под тихое журчание фонтанов в своих садах, а также приглашал музыкантов, чтобы «усыпить себя с помощью мелодичных звуков музыки, тихо доносящихся издалека»[325]. Всё это, очевидно, ему мало помогало, поскольку Теренция не унималась, а его болезнь прогрессировала. Со временем болезненное состояние Мецената
