Анжель снова склонился над планшетом. Если данные Дюдю верны, то сомнений быть не может. Он покачал головой и отложил рейсфедер. Затем потянулся и устало побрел к двери.
— Войти можно? — спросил голос Анжеля. Анна поднял голову и сказал «да».
— Привет, старик.
— Здорово, — сказал Анжель. — Продвигается?
— Угу. Почти закончил.
— Там чепуха какая-то выходит.
— Что еще?
— Придется экспроприировать Баррицоне.
— Ты что, серьезно? — спросил Анна. — Уверен?
— Абсолютно. Дважды проверял.
Анна погрузился в изучение расчетов и чертежей.
— Ты прав, — сказал он. — Дорога ляжет как раз поперек гостиницы.
— Что будем делать? Надо отводить ее в сторону.
— Амадис не согласится.
— Может, пойти спросить?
— Давай спросим, — сказал Анна.
Расправив могучее тело, он оттолкнул от себя стул.
— Не было печали, — сказал он.
— Это точно, — согласился Анжель.
Анна вышел. Анжель, закрыв дверь, последовал за ним. Остановились они около следующей двери, за которой гудел человеческий голос и сухими залпами взрывалась пишущая машинка. Анна постучал два раза.
— Войдите! — закричал Амадис.
Машинка остановилась. Анна и Анжель вошли в кабинет. Анжель прикрыл за собой дверь.
— Что там у вас? — спросил Дюдю. — Не люблю, когда мешают.
— Ничего не получается, — сказал Анна. — По вашим исходным данным дорога должна перерезать гостиницу пополам.
— Какую еще гостиницу?
— Вот эту. Гостиницу Баррицоне.
— Ну и что? — сказал Дюдю. — Подумаешь! Мы ее экспроприируем.
— А пустить дорогу стороной нельзя?
— Вы не в своем уме, друг мой, — сказал Амадис. — Во-первых, с какой стати Баррицоне поставил свою гостиницу посреди пустыни, не спрося даже, может, она мешает кому-нибудь?
— Но она никому не мешала, — заметил Анжель.
— Вы прекрасно видите, что теперь мешает, — сказал Дюдю. — Вам обоим платят за то, чтобы вы делали расчеты и чертежи. Работа готова?
— Не до конца, — сказал Анна.
— Так вот: идите и доканчивайте. А по этому вопросу я свяжусь с Правлением. Впрочем, не сомневаюсь: намеченная трасса должна остаться на прежнем месте. — Он повернулся к Рошель: — Продолжим, мадмуазель.
Анжель посмотрел на девушку. В рассеянном свете опущенных штор лицо ее выглядело нежным и правильным, только глаза выдавали усталость. Она улыбнулась Анне. Молодые люди вышли из кабинета.
— Ну что? — спросил Анжель.
— Ничего не поделаешь, придется продолжать, — сказал Анна, пожимая плечами. — Что, в принципе, это меняет?
— Да ничего, — пробормотал Анжель.
Ему хотелось войти в кабинет, убить Дюдю и поцеловать Рошель. Пол в коридоре был сложен из неструганных досок и немного пах щёлоком; на стыках сквозь щели пробивался желтый песок. В конце коридора слабый ветерок теребил на окне тяжелую ветку гепатроля. И Анжеля охватило то же ощущение, что недавно вечером у Клода Леона: будто он просыпается.
— Осточертело мне все, — сказал он, — пошли прошвырнемся.
— Как это прошвырнемся? — не понял Анна.
— Да оставь ты свои расчеты. Пошли лучше погуляем.
— Но надо сперва доделать...
— Потом доделаешь.
— Я устал как собака, — сказал Анна.
— Сам виноват.
Анна мгновенно расплылся в улыбке:
— Я не один виноват. У меня есть соучастница.
— Тогда нечего было брать ее с собой, — сказал Анжель.
— Да, если бы не она, я бы не так хотел спать.
— Никто не заставляет тебя спать с ней каждый вечер.
— Но ей это нравится, — сказал Анна. Анжель поколебался, потом произнес:
— Ей бы это понравилось с кем угодно.
— Сомневаюсь, — ответил Анна. Он подумал и продолжал без тени самодовольства:
— Я, правда, предпочел бы, чтобы она занималась этим понемногу со всеми и чтобы мне было плевать. Но она хочет только со мной; кроме того, мне пока еще не плевать.
— Почему ты не женишься на ней?
— Ох, — вздохнул Анна, — потому что рано или поздно мне все-таки станет плевать. Вот я и жду, когда станет.
— А если не станет?
— Не стало бы, если бы она была моей первой женщиной. Но в этом деле всегда идет по убывающей. Первую женщину ты любишь очень сильно, ну, скажем, два года. Потом вдруг начинаешь замечать, что она для тебя уже не то, что прежде.
— Почему? — спросил Анжель. — Ведь ты ее по-прежнему любишь.
— Уверяю тебя, это так, — сказал Анна. — Любовь может длиться больше двух лет, может и меньше, если ты сделал неудачный выбор. Внезапно ты обнаруживаешь, что другая действует на тебя точно так же, как действовала первая, и ты молодеешь на два года. Но на этот раз все длится лишь год. И так далее. Заметь, что ты одновременно можешь все так же любить первую, встречаться с ней, даже спать, но все равно это уже не то, что раньше. Любовь опускается до уровня условного рефлекса.
— Ерунда все это, — сказал Анжель. — Не думаю, чтоб я был устроен так же.
— Ты не можешь ничего изменить, — заметил Анна, — все мы так устроены. В сущности, нет нужды в какой-то одной, определенной женщине.
— Физически — может быть, — сказал Анжель.
— Нет, не только физически. Даже с интеллектуальной точки зрения незаменимых женщин нет. Они все слишком примитивны.
Анжель не отвечал. Они стояли в коридоре, Анна подпирал дверной косяк своей комнаты. Анжель посмотрел на него. Потом задыхаясь произнес:
— И ты говоришь такое... И это говоришь ты?..
— Да, я знаю, — сказал Анна.
— Если бы мне отдали Рошель, если бы она меня любила, мне бы никогда не понадобилась любовь другой женщины.
— Понадобилась бы. Года через два-три, ну, четыре. И если бы к этому моменту она любила тебя, как прежде, ты сам постарался бы все изменить.
— Зачем?
— Затем, чтобы она тебя больше не любила.
— Но я сделан иначе, чем ты, — сказал Анжель.
— Женщины начисто лишены воображения, — продолжал Анна. — Они уверены, что достаточно их присутствия, чтобы заполнить жизнь. Но в мире так много всего другого.
— Неправда, — сказал Анжель. — Я тоже так рассуждал, пока не узнал Рошель.
— После того, как ты ее узнал, ничего не изменилось. Все так и осталось. Мир богат и разнообразен. Взять хотя бы эту острую зеленую траву. Ужасно приятно потрогать ее рукой и раздавить в пальцах скорлупку желтой улитки. Здорово растянуться на сухом горячем песке и смотреть на коричневые блестящие зернышки, из которых он состоит, и почувствовать, как он струится сквозь пальцы. Или смотреть на голый рельс — голубой и холодный... он издает такой чистый звук... А можно наблюдать, как пар вырывается из вентиляционной трубы, или... я даже не знаю, что еще.
