явился и Серёжа, без гранат, запыхавшийся и, как всегда, почему-то очень смущающийся в нашем доме.
Был он одет в свой обычный стёганый ватник, довольно засаленный и видавший всякие виды, в шапку-ушанку неизвестного меха и неопределённого цвета, в стёганые бурки, на которых, подвязанные шпагатом, держались поношенные галоши.
Но, не обращая особого внимания на такой глубоко штатский вид, Серёжа со всей строгостью военной дисциплины и выправкой старого солдата стукнул галошами, как каблуками сапог, и, приложив руку к шапке, чётко и в полный голос отрапортовал:
— Задание выполнено, товарищ комиссар! Гранаты доставлены на место. Всё в порядке!
Олег, еле сдерживая смех, так же строго принял рапорт.
Официальная часть была выполнена.
— Садись, — сказал Олег.
Серёжа снял ушанку и, комкая её в руках, уселся на кончик стула. От его бурок на полу образовалась лужица воды. Лицо его, как всегда, было бледновато, но чистые глаза сияли — боевая задача была выполнена.
— Молодцом, Серёжа! — сказал Олег. — Но скажи, пожалуйста, каким образом ты попал на центральную улицу? Такого приказа не было. И зачем это ты под лошадей подныривал? Отвечай.
Серёжа смутился:
— Да это я… репетицию делал.
— Репетицию? Какую же?
— А я репетировал, как мне пришлось бы выйти из положения, если бы я попал… в окружение.
— Ага! Понятно теперь.
— Вот, вот!
— Ну, и вышел из окружения?
— А как же! — хитро подмигнул Серёжа. И тут они оба залились смехом.
Немного погодя Олег, однако, сказал ему:
— Ты рисковал напрасно, Серёжа. Шёл ты с боевым поручением. Только о нём и должен был думать. В следующий раз чтоб этого не было. Понятно?
— Есть, товарищ комиссар!
Серёжа вскочил, надел ушанку и, опять стукнув галошами, взял под козырёк. Но в бедовых глазах его плясали чертенята.
Новый год
Приближался конец декабря.
Олегу некогда было поесть и отдохнуть. К своим любимым шахматам он уж и не притрагивался. Похудел, осунулся. Всё чаще он ночевал не дома. Ради конспирации ребята собирались на заседания штаба по очереди у кого-либо из товарищей на окраине города: у Валерии Борц или у Радика Юркина, у Жоры Арутюнянца, у Нины Иванцовой.
Ночи, когда сын не приходил домой, были для нас всех тяжёлыми, наполненными тревогой. Я не спала, в голову лезли страшные мысли, нападало отчаяние.
Мы пробовали говорить с Олегом, просили его беречь себя, отдохнуть, но Олег сводил все наши разговоры на шутку:
— Отдыхать будем, когда фашистов прогоним. Я, мама, тогда учиться пойду, закончу институт, стану инженером и сконструирую такой самолёт!.. — Олег подходил к бабушке, обнимал её за плечи. — Такой самолёт, что и тебе, бабушка, захочется полетать на нём!
Перед Новым годом немцы везли на фронт подарки для своих солдат. Проезжая через Краснодон, огромная семитонная машина вдруг испортилась и остановилась на Клубной улице.
Последовал немедленный приказ штаба: «Подарки не должны попасть на фронт к немцам. Они нам самим пригодятся».
Глухой ночью ребята сняли часового и быстро разгрузили машину. Кроме подарков, там были ещё четыре винтовки и ценные документы. Всё это богатство на санках перевезли сначала на квартиру к Лопухову, а потом на свой склад, в баню.
Как всполошились утром немцы!
Полиция кинулась по домам с обысками, переворачивали всё вверх ногами. Напрасно! Новогодние подарки так и не попали к фрицам.
Вскоре же штабу «Молодой гвардии» стало известно, что директор дирекциона (управление треста) Швейде готовит встречу Нового года.
Швейде хвастался, что он покажет русским, как следует по-немецки культурно веселиться. Чтобы доказать, что немцы не скупые и любят «шик», Швейде приказал гнать самогон, готовить закуски, печь пироги.
На бал должно было собраться гитлеровское начальство, офицеры гестапо и жандармерии Краснодона и его районов. Были приглашены и те, кто предал Родину и пресмыкался перед врагами. Праздник должен был состояться в школе № 1 имени Горького.
Молодогвардейцы заволновались. Олег предложил взорвать ядовитое гнездо во время новогодних тостов. Вопрос был серьёзный. Штаб собрался на совещание.
Вечером сошлись у нас в столовой. Был весь штаб и связные. Неверный свет каганца освещал взволнованные, похудевшие лица юных борцов. Как возмужали эти лица! Зашёл разговор о школе имени Горького…
Олег настойчиво требовал взорвать школу. Серёжа Тюленин вскочил со своего места и встал около стула Олега.
— Ребята! — продолжал Олег, подчёркивая каждое слово; лицо его было бледно, глаза казались ещё больше из-за худобы лица и жёстко блестели. — Ребята, подумайте сами: когда ещё представится нам такой случай? А теперь мы сможем одним ударом уничтожить всех палачей, а вместе с подхалимами их соберётся на бал не менее ста человек. Столы будут стоять в спортивном зале. Это же наша школа, ребята! Нам там все закоулки известны. Под лестницу заложим побольше взрывчатки — и к чёрту фрицев! Подумайте: одним ударом всех!
Я видела, как вспыхнули глаза Нины Иванцовой, обычно спокойной и выдержанной. Она всем сердцем была за предложение Олега. Начался горячий спор. За Олега были Тюленин, он прямо-таки не стоял на месте, Туркенич, Попов, Валя Борц — она просила послать на взрыв школы и её.
Но большинство было против. Кто-то сказал:
— Это неразумно. Мы подведём под смерть всё население Краснодона. Враги жестоко отомстят за взрыв.
И ещё говорили об осторожности, о том, что лучше подождать. Олег протестовал. Это первое разногласие с товарищами угнетало его, но и заставило его говорить жарче, убеждать, доказывать. И он говорил, резко взмахивая рукой:
— Фашист не опасен только мёртвый. Не мы ли сами говорили: кровь за кровь, смерть за смерть? Так чего же мы спорим? Смерть им — везде, всегда! Школа наша, ребята, имени Горького, так? А что он говорил? Если враг не сдаётся, его уничтожают! Ребята, конечно, фашисты отомстят нам за взрыв, но всё равно народу погибнет меньше, чем при жизни этих палачей. Взрыв необходим! Да поймите же это, товарищи! Если не теперь, когда же?!
Не решив единогласно этого вопроса, штаб послал Олю Иванцову в партизанский отряд, к командиру «Даниле» за советом. Но дерзкое дело не нашло поддержки и у партизан. Командир «Данила» запретил взрывать дирекцион.
«Сейчас не такое время, чтобы этим заниматься, — писал он молодогвардейцам. — В конце концов, сделать это вы всегда успеете».
Этот ответ опечалил Олега.
— Напрасно, ребята, напрасно! — говорил он с какой-то тоской, но твёрдо. — Пожалеем потом, да поздно будет.
Но потом Олег долго шептался о чём-то с Серёжей Тюлениным и Толей Поповым. Позднее я заметила, что шепчется с ними и Пирожок, слышала слова: «Дирекцион… лестница… билеты достанем… пройдём…»
И
