дав даже пискнуть.
Хороший был парень, молодой и многообещающий…
Гнев и раздутая душевная боль стали хорошим топливом для воли псиона, и ужасающей плотности и силы телекинетический шторм, закружившийся по левую руку от него, пробился через подавление, закрыв как бы не полтора направления разом. Из-за завываний потревоженного воздуха Филин всё равно не услышал бы взрыва столкнувшегося с неожиданным препятствием спецбоеприпаса, так что все его усилия оказались направлены на доведение защиты до идеала. Далеко впереди начал растекаться ледяной туман, надёжно застилающий обзор, а по сторонам из земли уже нарастали неровные куски льда, способные послужить надёжным укрытием от снайпера. Филин находился под колпаком подавления пробойника, но даже в таком случае можно было найти лазейку, чтобы всё-таки протянуть воздействие далеко вовне.
Вот только все эти усилия оказались тщетны. Над полевым агентом раздался отчётливый взрыв, и ворох осколков обрушился на мужчину, едва успевшего закрыть голову целой, левой рукой. Филин не угадал. Забытье пришло первее, и боли полевой агент уже не почувствовал.
Брошенная сигарета коснулась земли лишь пять секунд тому назад.
* * *
Двумя минутами ранее.
— … не худший концерт из возможных. Светопредставление вообще выше всяких похвал: очень хороший уровень, с которым можно замахнуться и на неотличимые от реальности иллюзии. — Я спокойно пил кофе, наслаждаясь приятной компанией, отдыхом и возможностью параллельно покопаться в своём разуме, исправляя мелкие недочёты, вылезшие к этому моменту. Всё-таки до идеала мне было далеко, и я не мог сказать, как много проблем скрывает кардинально перестроенный разум.
— Так не любишь современную музыку? — Поинтересовалась Ксения, с комфортом устроившаяся в несоразмерно большом кресле с кружечкой ароматного чая. — А что насчёт классической?
— С классической всё просто: я её слышал только будучи ребёнком, и мне тогда было не до музыки. Меня в принципе сложно назвать большим её фанатом. — Что чистая правда, ведь у меня даже наушников никогда не было. Какая уж тут музыка?
— Это большое упущение, знаешь ли! — Девушка мягко улыбнулась. — Музыка — очень значимая часть любой жизни! Даже сейчас чуть ли не первобытные племена ценят музыку, хоть и жизнь их больше похожа на выживание. Мне вот нравятся мелодичные композиции и песни из мюзиклов…
Я резко обернулся к окну, почувствовав… смерть. Словно ярчайшая звезда в последний раз вспыхнула, после чего её пожрала миниатюрная чёрная дыра, оставившая после себя лишь давящую, абсолютную пустоту. Но не успел я развернуть защиту на полную, подтянув к себе ойкнувшую и разлившую чай Ксению, как за одной смертью последовали новые.
А я понял, что началось то, о чём меня предупреждал Ворошилов.
— Артур? Что случилось⁈
— Враги. — Я тяжело переносил кувалдой бьющие по сознанию смерти, но не закрывался от окружающего мира, понимая, что телепатия сейчас может сохранить мне жизнь. Мне очень не хотелось верить в то, что в псионическом сердце нашей могущественной империи враг сможет позволить себе подобных масштабов нападение, но… Оно случилось. Случилось несмотря на то, что все знали о такой возможности, и потому соответствующе готовились. Я только за время после сегодняшнего пробуждения насчитал с десяток охранников-псионов, каждый из которых наверняка был профессионалом. А сколько ещё таких защищало внутренний и внешний периметры? Сколь много их было брошено на отлов недругов там, вовне купола? А обычные люди, при помощи техники способные как минимум обнаружить врага? Всё указывало на то, что нападение невозможно. Максимум — один подосланный убийца высокого класса, но никак не целая мини-армия.
И теперь я, вопреки всем железобетонным аргументам, укреплял защиту и в многократном ускорении сознания наблюдал за тем, как трещат, осыпаются и сгорают в псионическом пламени стены моего дома. Как плавится стекло, как гибнет прислуга, разумы которых я просто не мог не видеть. Пустота, ужасающая пустота вспыхивала то тут, тот там, и лишь страх и ужас Ксении, которую я поместил в плотный, не оставляющий возможности даже пошевелиться телекинетический кокон, служил неким якорем, удерживающим всё происходящее в границах реальности.
Мог ли я защитить дом? Мог. Но не был уверен, что тогда моих сил хватит для отражения следующего удара. Да и в дальнейшем я едва ли смог бы защищать объект таких размеров, а давать надежду, лишь отсрочивая гибель…
Это было бы слишком самонадеянно.
Но вот взрыв снёс всю лицевую часть моего жилища, не преодолев даже внешнего слоя возведённой вокруг нас защиты, а я ощутил непередаваемый коктейль эмоций, жадно поглощаемый Голодом. Основным ингредиентом была ненависть, чистая, незамутнённая, моя собственная. Дополняли блюдо сострадание, жалость и пульсирующая едким комом где-то в груди боль потери. Я не слишком хорошо знал свою прислугу, и совсем не знал охрану. Но их гибель от того не стала менее ощутимой. Наоборот: я понимал, что это моё желание привело к такому сценарию развития событий. И плевать, что провалились давшие мне «добро» на нахождение в академии высокопоставленные чины. Первопричиной был я. Точка.
Никогда бы не подумал, что во мне столь сильна любовь к самобичеванию. Но эмпатия и ускорение сознания накладывают свои отпечатки: за эту секунду я успел всё обдумать, представить масштабы бедствия и понять, что наперекосяк пошло вообще всё, что только могло. Практически одновременное нападение как минимум на тех защитников, которых я ощущал, отсутствие тревоги, падение беспилотников, прежде беззаботно паривших в ночном небе, и отчего-то отчётливо ощущающиеся чужими разумы, взявшие объятый пламенем дом в кольцо. Тут бы мне и сбежать, прихватив Ксению. Сделать так, чтобы жертвы гарантированно не были напрасными. Возможности у меня были: я мог развить скорость истребителя, пробить чёртов купол и скрыться так, что найти нас будет очень непростой задачей.
Вот только хотел я иного. Мести. Убить тех, кто покусился на моё счастье, не продлившееся и недели. Разменять уже отнятые жизни своих на чужих хотя бы один к одному. Удавить совесть, которой я как будто и не лишился, изображая из себя невесть что и держа в неведении всех вокруг. Справлюсь ли? Должен. Не имею права облажаться. Впереди долгая-долгая жизнь, а за моей спиной — девушка, которой я слишком сильно симпатизирую. Которую… люблю? Не знаю. Не уверен, что я вообще способен кого-то любить. Рациональный разогнанный разум не способен испытывать чувства в том виде, в котором они присутствуют у обычных людей и псионов. Яркая вспышка эмоций гаснет в реальности за тысячные доли секунды, а ярчайшие переживания тонут в растянутом потоке времени, блекнут и исчезают, оставляя после себя лишь понимание того,
