расставались по большей части раздраженными. Будущее нашего смелого предприятия оставалось сомнительным.
Однажды вечером в гавани разгорелась драка между шайками пизанских и генуэзских моряков и матросами с английских кораблей. По общему мнению, зачинщиками были итальянцы. Беспорядки приняли такой размах, что Ричард смог подавить их только на следующее утро, выступив с сильным отрядом рыцарской конницы. С обеих сторон погибли десятки людей — причем совершенно напрасно, как пенял король капитанам пизанских и генуэзских кораблей. Наложив на пристыженных капитанов тяжелый штраф, а также потребовав судить и повесить зачинщиков из числа моряков, Ричард отпустил итальянцев.
— Божьи ноги! — прорычал он, стукнув кулаком по столу. — Я принимал Крест не для того, чтобы с христианами сражаться!
— Мы все того же мнения, сир, — сказал я. Не было никакой радости воевать против толпы плохо вооруженных пизанцев и генуэзцев.
— Лучше было бы отплыть в Святую землю немедленно, но нужно дождаться мою мать и принцессу Беренгарию. Не знаю, какую игру ведет Танкред, задерживая их. Будь он проклят!
Он имел в виду новость, полученную незадолго до этого. Ее принес еще один Филипп — граф Фландрский. Нам доводилось встречаться с ним прежде, под Шатору, когда французский король и отец Ричарда едва не развязали войну.
По словам графа Филиппа, Алиенора и Беренгария прибыли в Неаполь, от которого рукой подать до Мессины. Чиновники Танкреда сообщили дамам, что на присланных за ними кораблях не хватает места, и они по суше отправились в Бриндизи, где и пребывают с тех пор. Не желая задерживать наше отплытие в Святую землю, Филипп поехал прямиком на Сицилию и явился сперва к Ричарду, так как отношения его с тезкой, Филиппом Французским, были весьма натянутыми.
— Что будете делать, сир? — спросил я.
— Встречусь с Танкредом и, если понадобится, сверну ему костлявую шею, чтобы выжать правду. Меня не удивит, если Филипп приложил к этому руку. Он не упустит случая половить рыбку в мутной воде. Но в подобную игру могут играть двое. Я еще способен обернуть дело с Алисой в свою пользу.
Я понятия не имел, как такое возможно. По мне, королевская помолвка должна была стать еще одной причиной, по которой французское войско никогда не отправится в Святую землю. А стало быть, еще одной причиной, по которой нельзя будет взять Иерусалим.
Седмицу спустя Ричард взял меня с собой в Катанию, город к югу от Мессины, где он встретился с Танкредом. С нашей стороны были архиепископ Вальтер, де Бетюн, де Шовиньи и Филипп, граф Фландрский. Сицилийский король оказался именно таким уродливым, каким его описывали. Низкорослый, колченогий, с лицом, словно вылепленным из глины пьяным гончаром, он тем не менее держался уверенно. Весьма любезно поприветствовав Ричарда, Танкред опустился на колено. Так же поступили его советники дель Пин и Маргаритон, выглядевшие встревоженными, и несколько епископов. Расчетливый шаг Танкреда тут же принес плоды. Ричард отвесил в ответ глубокий поклон. Изначально он шел на переговоры как на поле боя, но теперь стал вести себя спокойнее; чувства и переживания скрылись за непроницаемой личиной государственного деятеля.
Когда закончился обмен любезностями, Ричард потребовал объяснений.
— Моей матери должно быть позволено отплыть в Мессину, — сказал он. — Свита ее невелика, и кораблей, посланных мною, более чем достаточно.
О Беренгарии не упоминалось, чтобы Танкред не предупредил Филиппа о ее приезде.
— Королева Алиенора уже в почтенном возрасте, — уклончиво промолвил Танкред. — У нее должна быть воистину веская причина, чтобы приехать к тебе.
— Возраст — лишний повод пропустить ее немедленно, — резко ответил король. — Почему ты ее задерживаешь?
— Мне сообщили, что по пути она остановилась в Лоди, — сказал Танкред, словно не услышав вопроса Ричарда. — И встретилась с Генрихом Гогенштауфеном.
— По случайности. Генрих ехал в Рим, где на него должны возложить корону императора Священной Римской империи.
Генрих взошел на трон после смерти своего отца Фридриха Барбароссы, утонувшего в Малой Азии по пути в Утремер.
— Ты не упомянул о Констанции, жене Генриха, которая была с ним, — лукаво заметил Танкред.
— А она тут при чем?
Танкред удивленно фыркнул:
— Констанция — тетка Вильгельма, точнее, была ею, как тебе прекрасно известно. — Речь шла о покойном короле Вильгельме, супруге Джоанны. — Некоторые считают, что именно она и Генрих должны править Сицилией, а не я. От Рима до Неаполя не так уж далеко, а там и Мессина рядом.
— У меня нет намерения искать союза с Генрихом, — отмахнулся Ричард. — К тому же мы с тобой уже пришли к соглашению.
Танкред был упрямым, как пес, вцепившийся в кость.
— Оттого мне еще любопытнее, какой смысл твоей госпоже матери встречаться с Генрихом, — сказал он. — Мне он не друг, а вот тебе — неизвестно. Разве не собирался ты когда-то жениться на его дочери?
— Полжизни тому назад. В твоих подозрительных речах есть необычная стройность, но нет правды.
— Это ты так говоришь. Насколько мне известно, Генрих собирается выступить на юг и переправиться на Сицилию. Его войска, объединившись с твоими, в два счета свергнут меня.
— Если бы я этого хотел, то сделал бы и без чужой помощи.
Пока Ричард произносил эту угрозу, голос его оставался ровным.
— Полагаю, так, — признал Танкред.
— С тех пор как мы заключили соглашение…
— Соглашение мы заключили после того, как ты взял приступом Мессину и выбил из меня сорок тысяч унций золота.
— Деньги эти по праву принадлежат мне и моей сестре!
Танкред скривился, но возражать не стал.
— Разве с тех пор что-либо дало тебе повод усомниться в искренности моих намерений? — продолжил Ричард. — Мои солдаты вернули награбленное, им запрещено играть в азартные игры и напиваться допьяна. На вино и хлеб установлены твердые цены. Когда пизанцы и генуэзцы устроили мятеж, я быстро подавил беспорядки. В Мессине по большей части царит мир.
Последовала короткая пауза.
— Ты говоришь правду, — ответил наконец Танкред.
— Устроить свидание моей матери с Генрихом посреди зимы, в столь отдаленном местечке, как Лоди, почти невозможно. Их встреча — всего лишь случайность, — с вызовом заявил Ричард. — Подозреваю, что Филипп Капет сеет в тебе семена сомнения.
Я перехватил взгляд дель Пина, брошенный на Маргаритона, и подумал, что король попал в точку.
— Ну? — спросил Ричард.
Танкред откашлялся.
— Филипп говорит, что твоим словам нельзя верить. Он считает, что вы с Генрихом заодно.
— Филипп — словоблуд, обманщик высшего порядка. Я же, напротив, человек простой и прямолинейный.
— А еще воитель, имеющий веские причины благосклонно относиться к поползновениям Генриха и Констанции на трон.
Такая прямота таит в себе опасность, подумал я, но расчет Танкреда
