Саша вздохнул, потер висок. Вредный Браун не собирался упрощать Александру задачу.
- Встань, посмотри в окно, - наконец выдал Саша.
- Ну и чего я там не видел? - Генка исполнил просьбу и встал у окна. – Парковку нашу? Каждый день на нее любуюсь.
- Смотри внимательней.
- Ба, знакомые все лица! – воскликнул вдруг Генрих. – Черный бумер, черный бумер…
- Ты ужасно поешь.
- Это потому что я трезвый! – не остался в долгу Генка, вернулся на свое место и уставился на Сашу внимательным взглядом. – Ты, никак, вернулся в светлый разум?
- Вроде того, - буркнул Саша. И, поскольку Браун намеков не понимал и не торопился облегчить ему переход к нужной теме, спросил сам: - Ты с Саней не разговаривал… обо мне?
- Я с ней вообще не разговаривал, - неохотно ответил Гена. – А уж о тебе – тем более.
- Вы же с ней типа брат и сестра!
- Я от своей «сестры» еще в «Лосиной гриве» люлей выхватил – когда рискнул про тебя спросить. Так что к Саньке сейчас лучше под горячую руку не лезть. Пусть остынет. А тебе, Оболенский, знаешь, чего надо?
Все так и норовят его советами облагодетельствовать!
- Чего? – снова буркнул Саша.
- Женись. Найди себе бабу нормальную и женись. Тебе одному категорически быть противопоказано, ты по натуре своей женатик. Вот найти бабенку хорошую и женись. А от Саньки отстань.
- Угу, - неопределённо отозвался Саша. - Ладно, пошел я. Генератору привет.
- Обязательно.
- Да, кстати, скажи мне одну вещь, - обернулся Саша уже в дверях. – Сане сколько лет?
- Двадцать семь.
- Это, значит, я ее на восемь лет старше… - задумчиво протянул Саша.
- С математикой у тебя все в порядке, – хмыкнул Браун. А потом даже привстал от внезапной догадки. – Эй, Оболенский, даже не вздумай. Не вздумай, слышишь меня?!
- Значит так, - Александр от двери хмуро смотрел на своего друга. – Ты отстаешь от меня с Саней, а я – отстаю от твоего генератора.
Когда дверь за Оболенским закрылась, Генрих Браун еще долго сидел неподвижно, лишь изредка качая головой своим мыслям.
***
- Пап! Пап! Пап! – у Александра уже кружилась голова от этого постоянного мельтешения сына перед глазами – вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. А с другой стороны, что еще на батуте делать? - А почему ты не прыгаешь?
- Потому что твой папка весит сто килограмм, и если он прыгнет – он этот батут на себя наденет. Как трусы.
Шурка рассмеялся.
- Зря вы так, - отозвался оказавшийся рядом сотрудник батутного центра. - У наших батутов нагрузка до ста двадцати. Прыгайте смело.
Еще один советчик!
- Спасибо, я лучше пешком постою.
Парень, не опознав цитату, пожал плечами и ушел. А Саша остался стоять у края, наблюдая за кувыркающимся сыном. Вот Саня бы точно сейчас скакала на этом батуте вместе с Шуркой. И делала бы сальто какое-нибудь – с нее станется.
Саня. Саня… Саня-Саня-Саня. Санечка. Что мне с тобой делать? Без тебя-то не получается.
***
- Пап, - сын демонстрирует стабильно хорошее настроение и прекрасный аппетит. И сейчас за обе щеки уплетает блин с курицей и сыром. – Пап, а ты с Саней поженишься?
Чудом Александру удалось не подавиться. И вообще сохранить невозмутимое выражение лица. Шурка был увлечен блином, но, так и не дождавшись ответа, оторвался от еды и уставился на отца такими же серыми глазами. А ответа у Александра не было. Поэтому он спросил.
- А ты этого хочешь?
- Конечно! – как о чем-то само собой разумеющемся ответил сын. – Мы б с ней тогда и на каток, и на батут, и на картинг. – А потом у Шурки проснулось сострадание к отцу и он, усмирив свои эгоистичные интересы, добавил: - И ты будешь не один. А то у мамы есть дядя Азрет, а у тебя никого.
Сын, даже не поняв, что сказал, снова вернулся к блину. А Саша… А Саша не узнал ничего нового. Кроме, разве что, имени.
- Тебе он нравится – дядя Азрет? – спросил осторожно, пряча выражение лица за кружкой чая.
- Он хороший, - промычал сын сквозь блин, несмотря на неоднократные замечания не говорить с полным ртом. – Добрый. И смеется часто. Он мне последний плейстейшн купил, - у Саши возникли некоторые сомнения, на чьи деньги был куплен этот плейстейшн, но он промолчал. – Только он тоже не любит хоккей, - в заключение своего вердикта сын горестно вздохнул.
- Это хорошо, - неопределённо отозвался Саша. И торопливо пояснил: – Хорошо, что у тебя с ним отношения хорошие.
- Хорошие, - подтвердил сын. – А с Саней – еще лучше!
Фирменное Оболенское упрямство. Во всей красе.
***
- Ну что скажешь, царица баланса и королева финансов?
- Я много чего могу сказать, - Вера Павловна неторопливо разгладила на бедрах юбку. – Только ты мне наперед скажи – зачем тебе деньги нужны. А я уж тогда подумаю, дам тебе или нет.
- Дашь или нет? – Саша выгнул бровь. – Мои же деньги – и не дашь?
- Ты, Александр Николаич, бровь на меня не супь, - и не повела своей густой бровью Вера Павловна. – Сколько лет мы с тобой вместе? Десять?
- Вроде того. Нет, даже больше.
- Я же тебя и твои дела знаю, как облупленного. И ты мне, Сашка, как сын.
- Хренассе – сын! Мне скоро тридцать шесть будет!
- А мне в сентябре сколько шарахнуло - помнишь? – хмыкнула Вера Павловна. – Не было бы у меня такой строгой маменьки, то вполне могла бы такого мальчишку себе заиметь в сыночках.
Саша не выдержал и расхохотался.
- Вера Пална, только ты меня можешь мальчишкой называть.
- Имею право! – Вера снова подняла излюбленным жестом указательный палец – в этот раз черно-золотой. – Поэтому как на духу говори – зачем деньги. На всякую ерунду – не дам!
Его бухгалтер стерегла финансы фирмы как дракон – золото. Но это был достойный доверия человек безупречной честности.
- Дом хочу купить, - маскируя неловкость под равнодушие, ответил Александр.
- Зачем тебе дом? – ахнула Вера Павловна.
А вот если б он знал – зачем. В последнее время Саша говорил, действовал, принимал решения, руководствуясь мотивами, которые уходили корнями куда-то… куда-то туда, куда он боялся, не мог или не хотел заглядывать. Он поступал так, как необходимо – в этом была внутренняя уверенность. Но зачем и почему это необходимо – не понимал. И разбираться с этим непониманием пока не торопился.
- Сашенька… - ласково вдруг пропела Вера Павловна. – Ты, никак, девку себе нашел?
