что ты приходил к нему и садился с ним рядом. Каждый день, Раньери. И так на протяжении пяти лет.
Да, так оно и было. И ему приходилось объяснять тысячу раз. Раньери не раз утверждал, что причиной служило уважение и правильное поведение. Он никогда не назвал бы это любовью, ведь подобного опыта у него не было.
Но сейчас, оглядываясь назад, он понимал, что именно любовь сподвигла его приходить к Беннету каждый день. Потому что теперь он знал, что такое любовь. Анника показала ему.
— Ты мог бы просто рассмеяться, когда услышал завещание моего отца, — сказала она. — Да, и я могла бы. Я очень люблю «Шулер Хаус», но были и другие способы, как я могла бы сохранить его. Но вместо этого мы сыграли свадьбу.
— Страсть угасает, Анника, — сказал он уже настойчиво, — и что же остается тогда?
Но она только покачала головой:
— Страсть угасает не потому, что она временна, а потому, что должно быть что-то еще помимо нее, что связывает двоих людей. Конечно, со временем она исчезнет. Но что, если страсть поддерживается другими вещами? Любовью? Уважением? Искренней привязанностью? С чего бы ей увядать?
Он двинулся неосознанно и с нежностью коснулся ее лица.
— Потому что ты эксперт в этих вещах.
Ее взгляд стал не настолько серьезным, но девушка все же одарила Раньери улыбкой.
— Я эксперт по тебе, Раньери. Я изучала тебя годами. Влюбиться в тебя — не самый быстрый процесс, который занял большую часть моей жизни, а затем вихрем закрутил меня на протяжении этих месяцев. Но это было просто неизбежно.
— Анника, любовь моя, — начал он, — я не могу смириться с мыслью, что однажды, даже не желая этого, мы с тобой станем копией моих родителей.
— Этого никогда не случится, — заверила она его, снова вспыхнув свирепостью, которую он так любил в ней. — Ты не ждешь, что на фоне других станешь более значимым, да и я не женщина, которая везде и всюду ищет виноватых. — Ее лицо озарила улыбка. — И я понимаю, что, если ничего не получится, я всегда могу прибегнуть к тактике под кодовым названием «Единорог» и добиться желаемого.
Раньери расхохотался, что было неожиданно даже для него. И вдруг он осознал кое-что очень важное. Все это время его эмоции метались от одной к другой, он считал, что быть с Анникой — это погибель. Ему казалось, что она разрывала его на куски. В какой-то момент он потерял связь с реальностью и превратился в абсолютно другого человека с качествами, которые ему меньше всего нравились в его семье.
Но теперь он понял.
Проблема его семьи заключалась в том, что они ничего не чувствовали. Они всегда думали только о себе, но с Анникой все было иначе. С ней он начал чувствовать, причем любую эмоцию.
Его мысли постоянно были о ней с тех самых пор, как озвучили завещание. А может быть, и того раньше… Может, на протяжении целых пяти лет, пока он был своего рода опекуном для нее.
Любить ее, со всеми ее качествами, — означало быть цельным.
— Анника, — сумел произнести Раньери, потому что абсолютное осознание пришло только сейчас, — я люблю тебя.
Ее улыбка в тот момент была такой ослепительной и яркой.
— Я знаю, — прошептала она. — Я знаю. Я тоже тебя люблю.
Только в этот момент он вспомнил, что они находятся в конференц-зале. Стены были сделаны из стекла, так что все окружающие могли беспрепятственно наблюдать за этой романтической сценой. Но, по крайней мере, они не были обнажены, как ему бы этого хотелось. Поэтому он сделал следующую вещь.
Прекрасно осознавая, что, скорее всего, эту сцену, да и видеозапись увидят все и, может, ее даже покажут в новостях, Раньери Фурлан проглотил собственную гордость и опустился на одно колено.
— Ты уже вышла за меня замуж, — начал он, глядя на девушку снизу вверх. — Но, Анника, я хочу, чтобы ты в действительности стала моей женой. В полном смысле этого слова. Никаких ограничений, никаких правил. Я хочу построить с тобой будущее, и я хочу все от этих отношений. Все те слова, которые мы произнесли, когда клялись перед алтарем в вечной любви… я хочу, чтобы они стали реальностью. И в болезни, и в здравии. И в богатстве, и в бедности. Я хочу всего этого. Главное, я жажду, чтобы ты всегда была рядом со мной.
Она посмотрела на него, и ее бездонные зеленые глаза засверкали.
— Где еще я могла бы быть, как не рядом с тобой?
— Например, в моей постели, — хрипло сказал он. — Я обещаю, что не позволю фурланской гордыне разлучить нас. Я ставлю на кон все, что у меня есть.
— Ох, — сказала она, широко улыбаясь, — тебе не о чем беспокоиться.
Он сжал ее руки.
— С того дня в юридической фирме, когда я услышал завещание твоего отца, я кое о чем начал переживать.
Она в ответ продолжала улыбаться. Она его жена. Его любовь. Его будущее.
Ее лицо сияло от радости, но в глазах читалась серьезность.
— Не забывай, что гордость и мой порок, — сказала она ему как ни в чем не бывало. — И я не намерена отпускать тебя или молча страдать в домике на холмах, каким бы прекрасным он ни был. Если мы собираемся быть парой, Раньери, то будем идти рука об руку. На протяжении всего пути. Или лучше и вовсе не затевать отношений.
— Звучит как ультиматум.
Но Раньери улыбался ей, и тогда она могла предложить тысячу ультиматумов, и ему было бы все равно. Он справился бы с любым.
— Если тебе кажется, что я предоставляю тебе выбор… — ответила она, ухмыляясь. — Я говорю о фактах. Вот что нас ждет. Я тебя уверяю, что так оно и будет.
— Я хочу быть с тобой, Анника. Каждый день и на всю оставшуюся жизнь.
Девушка наклонилась, чтобы поцеловать его, так же сладко и горячо, как и раньше, и, когда немного отстранилась, они оба широко улыбнулись. Потому что именно так и должно быть.
Это было прекрасное начало прекрасной жизни, которую они хотели построить совместными усилиями. На этот раз.
Раньери знал это. Каким-то образом ему удалось завоевать любовь этой женщины в тот момент его жизни, когда сомнения бушевали внутри. Он собирался посвятить свою жизнь попыткам стать лучше и достойнее Анники. По сравнению с этим вечность была пустяком. Будьте уверены, он об этом позаботится.
Глава 12
В первую годовщину их свадьбы Раньери подарил жене георгин
