Чего ж у вас так скучно, уважаемый, людей совсем не видно. И музыка не играет, ни скрипки, ни рояля, из кухни тянет прогорклым жиром?
– Так, Николай Михайлович, время не подошло. Еще не вечер-с. К тому же нонче наш народ не очень-то расхаживают в рестораны, все больше по домам сидят, свечки запалить боятся. И кухня не та стала. Но к семи часам все разгуляется, кое-кто подойдет. Сейчас ведь какой остался народ, простой, бедный, богатых-то разогнали. Ну а бедные, сами знаете, за копеечку удавятся…
– Ладно, ладно, заскулил. А кто может прийти?
– Все больше ваши знакомые.
– Кто? Я спрашиваю? – Николай Михайлович достал белый шелковый платок и шумно почистил свой нос.
– Например, текстильщик Ковшов, – стал загибать пальцы швейцар, – трактирщик Буянов, адвокат Миркин, банкир Розанов, владелец ломбарда Мартынов. Их всех официант Матвей Пилюгин обслуживает. Они любят посидеть в апартаментах, без посторонних.
– Они богатенькие, говоришь?
– О да-с, у них у всех деньги есть. Особенно у тех, кто в банке да в ломбарде работает.
– Этих я всех знаю. А новеньких не видно? Незнакомые не приходили? – Николай Михайлович щелкнул пальцами. К нему тотчас подбежал половой с подносом. Николай Михайлович поднял стопку, понюхал и опрокинул в рот. На поднос швырнул мятый червонец. – Иди, малый, с тебя хватит. Незнакомые не приходили, я тебя спрашиваю? – Он обернулся к швейцару.
– Пока незнакомых не было. Бывают появляются. Но это разовые посетители. Иногда приходят такие, незнакомые, те до рассвета сидят, не расходятся. Так надымят, что хоть пожарных вызывай. И все в картишки играют по-крупному, тысячи кидают на стол.
– Вот это мне и надо. И где сидят?
– На втором этаже. На балконе, в апартаментах, натурально.
– Замечательно, – хлопнул в ладоши Николай Михайлович. – Окна на улицу выходят?
– Соответственно.
– Тогда организуй мне там тоже апартамент. Сейчас сколько? – Он вытащил из кармана брюк золотой брегет, усыпанный бриллиантами, щелкнул крышкой. – Ровно пять, через час-полтора ко мне придут гости. Надо, чтобы стол был накрыт, скажем, на четыре персоны. Понятно? – Николай Михайлович скинул в руки швейцара шляпу, шарф и пальто.
– Все передам, все сделаем в лучшем виде, проходите, Николай Михайлович, на второй этаж, там дежурит Матвей Пилюгин. – И швейцар стал знаками показывать стоявшему на лестнице немолодому человеку, чтобы тот встречал важного гостя. – Я ведь помню, Николай Михайлович, как вы обыграли в карты того царского актера, когда сидели в «Метрополе», я там тогда работал.
– Помнишь? – с интересом обернулся Николай Михайлович. – Молодец какой. Ты в самом деле там работал?
– Да, был половым и вам прислуживал.
– И что же ты помнишь?
– Ну, как вы карты сдавали, как себя не забывали. Пальчики у вас так и бегали, очень даже живые. Большой вы мастер в игре. У вас что ни карта, то картинка. Только вот, как звали актера, запамятовал.
– Ну я тебе напомню, его звали Мамонт Викторович Дальский, Царство ему Небесное. – При этих словах Николай Михайлович, который не верил ни в бога, ни в черта, перекрестился. – В прошлом году отдал Богу душу, похороны устроили ему знатные. Он ведь играл в Его Величества Александрийском театре в Петербурге. Любил выпить и матерился изрядно. А проиграл он мне потому, что строил из себя умелого игрока. Азарт-то нужен на сцене, а не за карточным столом. Да и сорокоградусная его сгубила. Пил бы мою смородиновую и сейчас был бы жив. В карты надо уметь играть и пить надо умеренно.
– А много ль он вам проиграл?
– Я мог бы с него штаны снять, да пожалел. Он отдал мне свое последнее – золотую лиру. Ценная вещица. Вот видишь, где она у меня. – И Николай Михайлович показал на лацкане пиджака золотой значок. – Это память.
– Да-да, я теперь тоже вспоминаю. Вы тогда мне еще на чай стольник кинули.
– Ну да, тогда я был щедрый. – Николай Михайлович вздохнул. – Тогда и деньги другие были. А сейчас, – он оглядел зал, – как ты говоришь, бедный за копеечку удавится. Вот возьми червонец, больше не могу, сам обеднел, копеечку считаю. А теперь скажи мне, кто те двое, молодая пара, там, у дверей? Чубатый и его девка. Ты их знаешь?
– Нет, не знаю, Николай Михайлович, первый раз вижу. Студенты, похоже.
– Не легавые? – Николай Михайлович нагнулся и неожиданно взял швейцара за грудки. – Смотри, Пантелеймон или как тебя там, если сюда запускаешь легавых, не предупреждаешь, три шкуры спущу и голым в Африку пущу. Я их за версту чую. Усек, старче?
– Усек, усек, – пытаясь освободиться от цепких рук, произнес швейцар. – Я посажу обоих в центре зала, у фонтана, так, чтобы вы могли их сверху видеть.
– На цепь их надо посадить, на цепь, – злобно прошептал ему в лицо осанистый гость.
– Все сделаю, как вы прикажете, Николай Михайлович, – голос у швейцара начал дрожать.
– Ладно, пока не надо их никуда сажать, – отпустив швейцара, сказал Николай Михайлович. – Спроси, откуда они, чего пришли в «Славянский базар»? А пока… Нет, сделаем по-другому. Когда твой Пилюгин накроет для меня наверху стол, ты пригласи ко мне чубатого и его девку. Я с ними сам побеседую. Без свидетелей. Закажи моей водки, смородиновой. А девка-то ничего вроде, смазливая, – он подмигнул швейцару, – глаза у нее живые. Я с ними сам разберусь. Да, еще, – Николай Михайлович достал портмоне, пошелестел купюрами, наклонил голову. – Скажи, Отрыжка сюда не заглядывал? Или еще кто из моих? – вполголоса спросил он.
– Нет, никого из ваших не было, – переведя дыхание, шепотом произнес швейцар.
– Если придет Адвокат или Зюзюка, угости чаркой, как почетных гостей, и направляй во мне наверх.
– Все сделаю, как в лучших домах.
– Держи, это тебе, как в прежние времена, за верную службу. И за молчание. – Николай Михайлович вытащил сотенный билет и сунул его в карман швейцару. Тот еще ниже склонил голову.
– Премного благодарен. Не волнуйтесь, Николай Михайлович, все оформим в лучшем виде-с, никто вас не потревожит. Сейчас приглашу к вам чубатого и его подругу.
– Не сейчас, позже, когда стол накроют.
– Слушаюсь.
– Скажи, а кто этот армянин в зале? Кажется, он коньяк пьет. Ты его знаешь? – Николай Михайлович наморщил брови.
– Толком не знаю. Он у нас второй раз. Зовут его Ашот, привез на пробу свой коньяк из Еревана. Продает оптом. Не знаю, купим или нет, уж больно цена высока у него. Но деньги есть, кошелек полный.
– Молодец, не спускай с него глаз. Он мне может понадобиться. – И Николай Михайлович сунул в карман швейцару еще одну сотню. – Теперь иди и следи за всеми вновь прибывшими,
