точно с неохотой выговорил:
— Новое? Ну, например, языки не приносили, что охранник Фокина видел преступников и остался жив.
Нахмурившись, Глеб вдруг в лоб спросил:
— А ты рассчитывал, что все погибли? — усмехнулся. — Тебя неправильно информировали! Кстати, кто тебя информировал? Интересно!
Резко остановив ерзанье в кресле, Суприн замер. Как бы задумался, что должен ответить? А, может быть, даже решал, не задать ли встречный вопрос? Но вскоре, видимо, проникнув в смысл вопросов Глеба, демонстративно расслабился, и воскликнул:
— Значит, ты подозреваешь меня!
— Я подозреваю всех! — сказал Корозов, качнувшись в сторону Суприна. — Объясни, почему ты должен быть вне подозрения?
— Вообще-то я ничего не обязан тебе объяснять! — проговорил Олег. — Жизни не хватит, если станешь объяснять всякую человеческую глупость! Впрочем, могу ответить. Потому что я подписал контракт! Из троих я первый и единственный, кто подписал его. Кстати, на нем нет и твоей подписи!
— Там есть подпись моего доверенного лица, — насупился Глеб.
Хитро улыбнувшись, Суприн заметил:
— Да, да, я помню, была подпись твоей жены! — помолчал, акцентируя внимание на следующей фразе. — Но не твоя!
Сдерживая себя, чувствуя, как по щеке пробегает нервная морщина, Глеб осек:
— Перестань! Это словоблудие, Олег!
Надеясь, что этот раунд он выиграл, Суприн лукаво улыбнулся:
— Это деловой разговор, Глеб! — отозвался в ответ.
Однако он рано настроился на выигрыш. Корозов продолжал держать инициативу в своих руках:
— Коль это деловой разговор, Олег, — сказал он, — тогда давай вернемся к нашим баранам. Кто же все-таки тебя информировал о нападении возле офиса Фокина?
Между тем Суприн оставался спокойным, ответил жестко и прямолинейно:
— Ты — покупатель, я — продавец! Вот по вопросам нашей сделки, я готов разговаривать с тобой! Остальное тебя не касается!
Получалось, что Суприн не собирался рассеивать подозрения Глеба, то ли не принимал их всерьез, то ли что-то скрывал, было непонятно. Поэтому Корозов продолжал напирать:
— Хорошо. Тогда объясни, как продавец. Я получил странную информацию о том, что ты поставил крест на нашей сделке. Ведешь переговоры с другими лицами.
Крякнув, Суприн опять задвигался в кресле:
— Я, по твоему примеру, мог бы сейчас спросить, откуда у тебя такая информация? Но я не спрашиваю, потому что это твои заморочки. Не моего ума дело. А по существу отвечу: да, ты прав, отказываться не стану! Но ведь у меня с вами до сих пор нет окончательного соглашения. Фокин уперся. Контракт подписать отказался. Твоя жена обещала уговорить его, но обещания не выполнила. А теперь и вообще пропала. Вместе с нею пропали документы. И как, по-твоему, я должен все это воспринимать?
Въедливая мысль точила мозг Корозову, что Суприн действует уверенно лишь потому, что наверняка знает: контракта с двумя подписями больше нет. Глеб напружинился: даже он не ведает этого доподлинно. Стало быть, поведение Олега не случайно. Сказал:
— Что касается Фокина, он согласился подписать. За этим Ольга ехала к нему. В конце концов, текст контракта можно еще раз распечатать, и мы все подпишем. Это же очевидно. Но ты, как я понимаю, сейчас уже не подпишешь его. Тогда представь себе такие обстоятельства, что найдется тот документ, где стоит две подписи и Фокин поставит третью. Это будет финал. Иначе говоря, ты сейчас вводишь в заблуждение новых партнеров. Как это тебе аукнется, ты не думал? Это может быть очень больно. Может лучше подписать все по новой?
Кресло под Суприным скрипнуло от его резкого движения:
— Я не уверен, что это возможно, — сказал он. — Многое переменилось за эти дни. Ты стал подозревать меня. А я иначе смотреть на это дело. Тебе также советую присмотреться к твоему партнеру Фокину. Ведь его подпись так и не появилась на контракте. Ты сказал, что он согласился поставить ее, однако именно перед подписанием на твою жену нападают, убивают охрану, и где теперь она и документ? Ты веришь, что он сохранился? Я — нет! Поэтому не вижу смысла дальше продолжать развивать эту тему. Здесь все не так чисто, как тебе кажется! Подумай, стоит ли после этого в чем-то подозревать меня? Я больше не могу играться с вами в кошки-мышки. Мне нужны деньги!
Слова Олега внесли некоторую сумятицу в голову Глеба. Ему, конечно, не хотелось верить тому, что говорил Суприн, но тревожное чувство закрадывалось в душу, начинало точить ее, как червь яблоко. Если отбросить все подозрения в отношении Олега, то его точка зрения тоже имела право на существование. В таком случае Глеб должен был подозревать двоих. Но это было абсурдом. Однако абсурд был так навязчив, что отказывался покидать извилины Корозовского мозга. Стало ясно, что разговаривать дальше не имеет смысла. Глеб поднялся со стула, застегнул пиджак на все пуговицы, тронул узел галстука на шее и молча вышел из кабинета, хлопнув дверью.
31
Более всего сейчас Хичкова беспокоили обстоятельства с охранником Фокина. Хичков был знаком с Борисом, а тому известен Палаш. Во времена, когда пути Вадима и Фокина пересекались, Палаш всегда маячил поблизости. И если охранник офиса Фокина запомнил довольно приметную внешность Палаша, то, когда придет в сознание, непременно расскажет о нем. Борис сразу догадается, откуда ветер дует. И Хичков не сомневался, что в таком случае Фокин тут же прижмет его к стенке. Встревожился. И стал продумывать варианты собственной защиты. Понятно, что быстро устранить охранника ему не удастся, ибо Борис окружил того надежной охраной. Но тогда в голове возник другой вариант. Он быстро навел справки, в какой больнице лежит охранник Фокина, кто заведующий отделением и какая у него семья? Решение возникло мгновенно.
Ночью два автомобиля Хичкова подкатили к дому, где жил врач Гержавин Сергей Сергеевич. Вадим в окружении четверых подельников проник в подъезд и поднялся на этаж. Звонок в дверь поднял Гержавина из постели. Для хирурга ночные звонки — дело привычное. Больница жила круглые сутки. В любой момент в хирургическое отделение могли привезти нового пациента. Оперировать приходилось днем и ночью. Машинально протянув руку к телефону, лежавшему на прикроватной тумбочке, Гержавин сообразил, что звонили в дверь. Быстро поднялся, в темноте сунул ноги в тапочки, руки — в рукава халата, и вышел из спальни. Жена спросонья глянула ему в спину и повернулась на другой бок. Все это было обыденным делом для нее, хотя и не очень нравилось. Подойдя к входной двери, Гержавин щелкнул выключателем, на мгновение прищурился от вспыхнувшего яркого света в прихожей. Затем немедля, думая, что увидит водителя присланной за ним автомашины, не спрашивая, клацнул замком и раскрыл
