мере осуществлять самозащиту, а в крайнем случае и оборону страны.
Мы последовательно выступаем за право граждан владеть и пользоваться оружием.
Мы утверждаем, что право на владение и пользование оружием — неотъемлемая составляющая права собственности. Также, оружие — единственное средство, гарантирующее индивиду возможность непосредственной защиты жизни и собственности. Таким образом, любые ограничения права на оружие нарушают права жизни и собственности.
В нашей поддержке права на оружие мы декларируем следующее:
• Гражданское оружие как явление не содержит в себе заведомой угрозы обществу. Нет оснований полагать, что оружие как таковое является причиной каких-то событий.
• Оружие является естественным правом, а не привилегией. Государство не должно ограничивать право дееспособного человека владеть оружием.
• Практика произвольных количественных и качественных законодательных ограничений касающихся типов оружия и боеприпасов, конструкции или функционала оружия и боеприпасов, аксессуаров к оружию, является неприемлемой и подлежит упразднению и превентивному запрету.
• Самооборона с оружием является неотъемлемым правом и должна быть легальна.
Закон всегда должен быть на стороне обороняющегося. В ситуациях, где невозможно однозначно различить оборону и нападение, решение должно приниматься судом. В случае угрозы жизни допустима любая самооборона.
В краткосрочной перспективе мы добиваемся сокращения числа, отмены или ослабления ограничений оборота оружия и боеприпасов, упрощения классификации лицензируемых предметов, упрощения лицензирования стрелковых объектов производства и торговли оружием. Среднесрочным приоритетом является выведение максимального числа предметов из числа оружия и боеприпасов, а также стрелковых объектов, оружейных магазинов и производств из-под лицензирования, возвращение оружию статуса обычного объекта собственности.
Долгосрочной целью мы ставим закрепление в конституции права на оружие и конституционный запрет на регулирование и ограничение оборота оружия, боеприпасов и аксессуаров к ним».
Попытаемся понять, что происходило в голове тех людей, которые выступают за подобное. ЛПР — это то поколение, которое выросло в то время, когда многие вещи Россия заимствовала из США. В голове людей сложилась картина дуалистической системы — есть власть и есть несистемная оппозиция, и ЛПР не находится у власти, а, следовательно, их право на участие в политической власти нарушается. Многие члены ЛПР приняли идею об американском праве на восстание и, вследствие этого, начали искать причины победы США в Холодной войне в устройстве самих Штатов.
ЛПР часто опирается на то, что победу в холодной войне обеспечил Рейган, который был членом национальной стрелковой организации и республиканской партии, в частности. «Синдром побежденных» захватил разум этих молодых людей, и они начали пытаться думать о том, как сделать из России республиканские США.
Заимствования происходили достаточно интересным образом. В России не особо распространены случаи, когда стрелок нападает на храмы, абортарии или университеты, чтобы убить женщин, так как из-за них стрелок чувствовал себя уязвленным (как это было в Канаде в 1989).
На имиджбордах, которые в то время были полностью правыми, создавались разные радикальные группы, которые поддерживали все проявления альтр-райт идеологии — пролайф, расовые теории, реакционный консерватизм, демонизация левых. Эти имиджборды читали многие, которые владели оружием и совершали теракты, в частности, это делал Брейвик.
Вообще случай Брейвика, казавшийся изначально уникальным, оказался всего-навсего первым в череде подобных случаев на Западе.
Брейвика породили тяжёлые системные изменения в самой структуре западного общества, а следовательно — и в структуре местного праворадикального движения.
В последние два десятилетия двадцатого века традиционные для европейских стран неофашистские партии постепенно утрачивают своё и без того небольшое влияние, становятся всё более незначительными и в целом начинают размываться, деградируя до уровня тусовок и сект.
Одновременно с этим в соответствующих странах формируется нечто, что впоследствии назовут неореакцией.
Окончательно это явление сформируется на американской почве, однако же предпосылки его следует искать в Европе.
После Второй Мировой войны очень многие европейские правые попали под влияние правых американских. Особенно усилилось это влияние в семидесятые-восьмидесятые годы. Под этим влиянием сформировались первые ультраправые группы нового типа.
Старые европейские партии фашистского и традиционалистско-монархического типа на протяжении долгого времени сохраняли существенные отличия от правых американских. Они не ориентировались на свободный рынок. Ему они предпочитали идею архаичного, иногда напрямую полуфеодального порядка и, соответственно, сильного государства либо в форме военной диктатуры, либо же в форме абсолютистской монархии. Этим партиям далеко не всегда был присущ зоологический расизм. Большинство из них ориентировалось на культурный национализм. Далеко не все из них были пропитаны, к примеру, ненавистью к женщинам или воинствующим антифеминизмом. Как бы то ни было, даже в тех партиях, где подобное имело место быть, — соответствующие пункты не занимали существенного места в партийной идеологии.
По большинству вопросов эти партии придерживались весьма правых позиций по вопросам внутренней политики (впрочем, по вопросам бесплатности медицины и высшего образования большинство из них занимало левые позиции). В то же время в международных делах эти партии часто занимали антиимпериалистическую позицию. Многие из них поддерживали Палестину в арабо-израильском конфликте, стояли на позициях неприсоединения в годы Холодной войны.
В восьмидесятые-девяностые годы эти партии потеснили группы «новых правых», а затем и другие идейные течения проамериканских правых. Им был свойственен белый расизм (как известно, это — английское изобретение), дикое для традиционалистов и фашистов представление о единстве всех «белых» европейских народов, либертарианские представления об экономике, воинствующий антикоммунизм, антифеминизм и возведённая в культ мизогиния.
Впоследствии идеология этих групп будет воздействовать уже на своих прародителей — американках правых. Затем снова начнётся обратный процесс.
Брейвик стал результатом долгого процесса постепенной американизации некоторой части европейских правых.
В том числе эта американизация проявилась и в появлении в программах многих европейских правых партий пунктов о либерализации оружейного законодательства.
Сильнее всего американизация правых проявлялась в Британии, Германии и Скандинавии. Именно там в последние два десятилетия и распространился ультраправый терроризм нового типа: террорист-одиночка или небольшая группа людей, тщательно планирующих большое и резонансное политическое преступление.
К несчастью, все эти тенденции затронули и значительную часть русских правых, — особенно молодых.
В настоящее время многие из них просто не понимают, каким еще способом они могут достичь того, что о них услышат парламентские силы, кроме акта совершенной беззаконности, чем является теракт.
Из этого как раз и выходит тот самый парадокс России: молодежь становится правой по всем фронтам, потому что они поддерживают тезисы тех, кто принимает республиканскую партию, то есть, старых рейгановцев. Этот парадокс мне лично напоминает ситуацию, которая возникла после Иранской Революции, где наиболее левореволюционным поколением было поколение стариков, а исламистко-консервативным — поколение юных людей.
Кроме того, если посмотреть на то, о чём дискутируют либертарианцы, то можно увидеть такую вещь — очень часто они знают о Конституции США только вторую поправку, потому что для них
