class="p1">– И ты решила, что с тобой что-то не так, – я даже не спрашивал, просто знал.
– Точно. Чувствовала себя… Я до сих пор не могу подобрать слово, которое описало бы, кем я себя ощущала, раз мой папа делает со мной такое.
После он стал часто приходить. Трогал меня, говорил что-то ласковое. И все время требовал, чтобы я сказала, что люблю его. А когда я отказывалась, начинал меня бить. У него был специальный ремень, из какой-то особой кожи. Он почти не оставлял следов на теле.
Снежа замолчала, а я обнял ее дрожащую спину, просто не зная, как еще помочь.
– Сашку он тоже часто бил. И ремнем, и руками. Но умел делать это так, что следов практически не оставалось. А те, что все-таки появлялись, можно было легко списать на обычные детские синяки от подвижных игр.
– А ваша мать, она что, совсем ни о чем не догадывалась? Вы не жаловались ей?
– При маме он становился самым любящим папочкой на свете. Хитрый он был. А ее боялся. Представляешь, могучий генерал Демин боялся свою жену, – Снежка фыркнула.
– Я не знаю, почему Сашка не жаловался маме. Мы с ним никогда не говорили о происходящем. Сегодня был первый раз за всю жизнь. Но он ничего не говорил никому. Наверное, из гордости.
И я тоже молчала. Даже не потому, что отец меня умело запугивал. Просто было стыдно. Ужасно, страшно и позорно стыдно, что мама узнает, какая я дрянь.
– Как ты выжила, Снежа? – спросил я, чувствуя страшную злость в груди. Такую, что хотелось немедленно начать убивать. Жаль, что уже некого. Все сами передохли…
– Я очень быстро научилась терять сознание, когда он начинал меня бить. Тогда ему становилось неинтересно, и он останавливался. Еще Сашка мне помогал.
Она опять остановилась, тыкаясь мне в шею носом и цепляясь скрюченными пальцами за плечо.
– Сашка ничего не говорил мне о происходящем, но в его взгляде я видела… сочувствие, что ли. Что-то такое, что помогало мне выживать.
– И мать не замечала, что с ее детьми не все в порядке?
– Замечала. Она меня по психологам водила, пыталась понять, отчего я стала такой нелюдимой. Тогда мне и поставили диагнозы «эмоциональная ригидность» и «эмоциональная депривация». Так что Сашка правду сказал, я ничего не могу чувствовать. Кроме ненависти.
– Он тебя не пытался насиловать?
– О нет. Наверное, боялся так далеко заходить. А может… – она задумалась, поэтому я закончил за нее:
– Импотент он был. Извращенец и импотент. И еще деда твоего боялся, потому что тот был реальной силой, которая от этого урода не оставила бы мокрого места, стань ему известно, чем его зятек занимается…
– Тот дед, которому ты звонишь по кнопочному телефону, шпионка Снежа, – улыбаясь, пояснил ее удивленным глазам. – Тот, который тебе информацию про меня слил.
– Ты что, знал? Гад ты, Эрик! – она возмущенно стукнула меня по плечу, вмиг позабыв про свой печальный рассказ.
Просто волшебное создание эта Снежа. Чудесное, способное выжить в любом аду, или умереть в страшных муках, а потом возродиться. Настоящая птица-феникс.
– Снежка, я буду звать тебя Феней, – сообщил ей, посмеиваясь и все настойчивее гладя по спине.
– Это что за собачья кличка? И вообще, ты чего меня лапаешь? Я тут тебе свою печальную жизнь рассказываю, – зашипела на меня обиженно.
– Снежа, я тебе, правда, ужасно сочувствую. И ты мне потом все расскажешь еще много-много раз, чтобы этот ужас перестал быть только твоим. Разделишь его со мной, чтобы полегче жилось. И я тоже тебе кое-что важное расскажу. Только не сейчас…
Одним движением перевернулся, подмял ее под себя. С удовольствием стиснул начавшую брыкаться и сердито рычащую красотку. Прижался лбом к ее лбу и, глядя в возмущенно сверкающие глазищи, попросил:
– Поцелуй меня, а? Срочно-срочно… А то я сейчас сдохну от любви к тебе…
Глава 42
«Поцелуй меня. Срочно-срочно», – память услужливо вернула меня в прошлое. Горько-сладкое, томительное, такое, что не забыть во веки вечные. Мое счастливое и несчастное прошлое.
– Эрик, повтори, что ты сказал, – попросила, глядя в чернющие, лихорадочно блестящие глаза.
Потерлась носом о небритую щеку, вдохнула его терпкий, лучший в мире запах.
Потянулась, поерзала под тяжелым телом, укладываясь поудобнее, и обхватила ладонями затылок, подтягивая к себе его губы:
– Давай, повторяй. Срочно-срочно. А потом целуй меня.
– Нет уж, ты первая целуешь, – белоснежные зубы сверкнули в улыбке. Он быстро куснул меня за подбородок и отстранился, рассматривая мое лицо так, словно видел впервые.
– Что? Что ты там разглядываешь? Или у меня грязь на носу? – возмутилась я, трогая пальцами его лицо. Почему я раньше не замечала, какой он красивый?
– Ты красивый, Эрик. Просто неприлично красивый. Нельзя мужчине быть таким.
– А помнится, ты утверждала, что мне, с моими внешними данными, нечасто удается лицезреть таких красавиц, как ты.
– Заблуждалась, искренне и неподдельно заблуждалась, – погладила губами его щеку, чувствуя приятное покалывание щетинок. – В тот первый раз, который я помню, у тебя не было этой пакости на лице, небритыш. Я имею в виду нашу первую встречу…
– А у тебя грудь была намного меньше, Феня, – он улыбнулся, заставив мое сердце сделать кувырок. – Зачем мы болтаем, когда надо делом заниматься? Целуй меня, давай.
– Не-а, – я помотала головой. – Я еще не наговорилась. У меня сегодня день открытых дверей в мою душу. Пользуйся моментом. Расскажи, как мы встретились в третий раз, – я принялась перебирать волосы на его затылке, пропуская их сквозь пальцы и наслаждаясь тем, как Эрик жмурится от удовольствия.
– Снежка, у меня член колом стоит, так хочет тебя, – рыкнул он, опять кусая меня, в этот раз в шею. Завтра точно синяк будет.
– Ну-у, разве это мои проблемы? – я сползла чуть ниже. Чтобы то, что у него там колом стоит, уперлось туда, где мне нравится. Вот теперь все правильно.
– Снежка… – рычание стало на тон ниже, и это мне тоже понравилось. А когда он рывком перевернулся на спину, а меня усадил сверху, стало совсем хорошо.
Я поерзала на его бедрах, упиваясь тем, как он глухо стонет и вдавливает ладони в мою кожу.
Провела ноготками по твердому животу, наблюдая, как дергается его лицо и тяжелеет взгляд, не отрывающийся от моей груди.
Наклонилась, лизнула его сосок, втянула в рот, млея от того, как небритыш ругается сквозь зубы. Чувствуя, как его возбуждение упирается мне между бедер, надавливая на какую-то волшебную точку, от прикосновения к которой я начинаю растекаться.
– Поцеловать тебя? – я
