Судя по всему, население подворья было немногочисленным – кроме продолжившего колоть дрова послушника, Пановский заметил еще двух монахов: один, не поднимая глаз, спрятав руки в рукава, пробежал скорым шагом из одного флигеля в другой, откуда слышалось конское ржание, второй монах – выйдя из корпуса для братии с тряпичным узлом в руках, напротив, весьма недоброжелательно оглядел незваных гостей и степенно проследовал к двери низенького строения. Бегала по двору и рыжеватая, мелкая, кривоногая шавка – она принюхивалась к следам и к чему-то, что ей одной казалось заслуживающим интерес, а на посетителей не обращала никакого внимания.
– И шавку держат в голодном теле, – заметил один из агентов Пановскому, – не только себя. Пост-то закончился, могли бы и побаловать живую тварь, а то, как ноги носит – скелет в шкуре, да и только.
– Обычная собака, – ответил Пановский. – А баловать их себе дороже. Только начни их подкармливать, тут сразу же собачий двор образуется, а не монастырское подворье. Спасибо, что людей подкармливают. Голытьбы в столице – прорва.
– Да подворьями всех нуждающихся не спасти, так, только от смерти на шаг отодвинуть, – рассудил второй агент.
– И то хорошо, – возразил Пановский. – Кстати, ты сейчас встанешь на пост у ворот, чтобы смотреть за входящими и выходящими. Да у послушника поспрашиваешь о гостях да обитателях подворья. А мы побеседуем с отцом Амвросием. Пора бы ему и освободиться.
То ли стены в этом подворье имели уши, то ли так уж совпало, но в этот самый момент у дверей появился монах и пригласил проследовать за ним.
Келья отца Амвросия выглядела просторной и светлой. Мягкий свет проникал сквозь два высоких окна, убранных белыми занавесками, собранными в этот час по бокам и связанными шелковыми лентами. Белые оштукатуренные стены не имели никаких украшений, кроме икон, перед которыми горели лампады. Посередине помещения стоял длинный стол, накрытый белой же скатертью. Рядом – широкая лавка. Вдоль стен жались столики, на которых располагалась церковная утварь. Лежали книги и множество бумажных цветов.
Иеромонах Амвросий, несмотря на свою худобу и жилистость, казался внушительным. От него исходило ощущение силы – может быть, благодаря тому, что спину держал он прямо, и смотрел прямо, даже жестко. Во всяком случае, именно таким жестким взглядом встретил он в первую минуту гостей – шеф сверхсекретного бюро сразу понял, что монах не собирается быть откровенным.
– Прошу вас, братья, садитесь, – произнес внешне приветливо Амвросий, – чем могу служить?
Сам иеромонах, держащий в руках какую-то книгу, стоял слева от стола, гости тоже не стали садиться.
– Благодарю вас, отец Амвросий, – опустил глаза Пановский, – простите, что оторвали вас от трудов христовых. Я представляю интересы Государя и должен задать вам несколько вопросов. Надеюсь, вы нам поможете.
– Буду рад оказаться полезным Государю и... вам, – любезно ответствовал иеромонах Амвросий и улыбнулся, как показалось Пановскому, насмешливо. – Что привело вас в нашу скромную обитель?
– Отец Амвросий, мы хотели бы побеседовать с вашим монахом, который принимал участие в одном богоугодном деле.
– Кого именно вы хотите выслушать? – Монаха по имени Авель.
– Но на нашем подворье нет монаха с таким именем.
– Не может быть, – начал Пановский, но осекся, – простите, святой отец, я хотел сказать, что возможно, монах Авель – один из проезжающих, из ваших постояльцев?
– В зимнее время странствующих монахов редко можно встретить, – мягко возразил Амвросий и отвел глаза, что не ускользнуло от внимания Пановского. – Вы можете осмотреть наши помещения, я распоряжусь. И можете убедиться, что в данный момент на подворье проживает постоянно десять монахов и два послушника, больше никого нет.
– Верю, святой отец, – с готовностью подхватил Пановский, – верю. А неделю назад не останавливался ли у вас кто-нибудь на ночлег из святой братии из других приходов, из иных монастырей? Может быть, кто-нибудь по делу приезжал в столицу?
– Такие случаи у нас не зафиксированы, – сказал иеромонах. – Мы ведем учет всех останавливающихся на подворье. Прошу взглянуть в регистрационную книгу. – Он протянул Пановскому книгу, сшитую из листов плотной серой бумаги с толстым картонным переплетом. Но не дал в руки, а положил на стол и открыл на том месте, где были сделаны последние записи.
Пановский достал очки, склонился над книгой. Последние записи относились к 26 декабря – на подворье останавливались два мещанина, не успевшие сесть в поезд, идущий в Вышний Волочек, днем ранее заночевали на подворье погорельцы Иван Корчаков с сыном-отроком Данилой, еще ранее приют на подворье находили бездомные Петр Спиркин, Аким Бенчервеев, Лазарь Яблушкин и еще какие-то Онопко-сапожник и Гармоша-Лариоша, подобранный на набережной, едва не замерзший на снегу. Пролистнув страницу назад, Пановский обнаружил запись о том, что на подворье находился строительных дел мастер Андрей Неволин, обокраденный торговец из Луги Прохор Бражко, крестьянин из Торжка Никола Еремеев, еще далее – уже в конце ноября—в книге был отмечен приезд монахов Печерского монастыря Игнатия и Марка. Однако почти все они, за исключением двух мещан – так следовало из записей в книге, – выбыли с подворья задолго до Рождества.
– Отец Амвросий, – поднял глаза от списков Пановский, – я вижу, что на вашем подворье находили приют разные люди, но вполне благонадежные.
– Я сожалею о том, что вы не нашли человека, сделавшего богоугодное дело и удостоившегося внимания Государя.
Пановский пристально взглянул на иеромонаха – нет, кажется, святой отец говорил вполне серьезно, без скрытого смысла.
– Отец Амвросий, – продолжил шеф сверхсекретного бюро, заходя с другой стороны, – а кто-то из ваших монахов из милосердия призревает безымянные захоронения?
– Эти поручения я сам даю братии, если есть такая необходимость. Брат Иаков и брат Анемподист лучше всего справляются с этими поручениями.
– Нельзя ли, святой отец, позвать сюда этих монахов?
– Можно, – ответил Амвросий и погладил свою окладисгую бороду – улыбку скрывал, что ли? Он сделал несколько широких шагов к двери, приоткрыл ее и пробасил: – Пришли, братец, сюда срочно Анемподиста и Иакова.
Амвросий закрыл дверь, повернулся лицом к гостям и вновь подошел к большому столу. Он закрыл регистрационную книгу, перекрестил ее и отнес на маленький столик у окна. Затем вернулся к гостям, которые переминались с ноги на ногу, и поставил на стол ящик с прорезью – ящик украшала надпись: «Пожертвования» и нарисованный крест.
Отец Амвросий молча встал рядом, смиренно опустив глаза в пол и соединив обе руки на уровне живота.
Пановский с агентом переглянулись и полезли в карманы.
– Примите на нужды вашей братии, отец Амвросий, – скрывая досаду, сказал Пановский и шагнул к ящику, следом за ним в прорезь ящика просунул сложенную ассигнацию и агент.
