Маша.
— Пришлось научиться! Ничего, ты тоже сможешь, если захочешь.
И Люся пошла договариваться с Олей о горячем для раненого. Маша посмотрела ей вслед и — странно — почувствовала некоторое уважение.
Клюшкин прижимал к себе собаку Пургу. «Убийство» милиционера Семена и ранение Хромого произвели на него неизгладимое впечатление. Глаза Толяна блестели, а сердце стучало, как пламенный мотор.
— А вот мы с тобой, Пурга, ни в кого никогда стрелять не будем, — шептал Клюшкин.— Попугаем только. А стрелять не будем. Зачем же в живых людей стрелять? И боевики больше смотреть не будем!
Гоша и Шура вглядывались в дорогу.
— Ну, что думаешь? — спросил Шура.
— Думаю, наши дела плохи, — прохрипел больной Гоша.
Щура и сам понимал, что дела у них не очень.
Люся добралась до Оли с Мишей:
— Слушайте, надо сделать крепкого чаю раненому.
Оля кивнула и пошла к кофеварке. Миша догнал ее и, пока Оля давила на кнопки чудо-аппарата, прошептал:
— И бутербродов надо сделать. Для террористов. Специальных!
— С чем бутерброды?
— Ну, с этим самым. Миша усиленно заморгал в сторону Косого.
— Так ведь кончились таблетки!
Миша улыбнулся, как индейский вождь:
— Вот. У врачей еще взял. На всякий случай. Держи!
И он аккуратно передал Оле два флакончика с пилюлями.
— Снотворное! — удивилась Оля.
— Растем! — загордился Миша.
— Какой ты предусмотрительный! — с нежностью прошептала Оля. И стала резать колбаску.
— Ну, вот что! — решительно сказала Лена Огурцову. — Давай с ними драться!
— В каком смысле? — не понял Огурцов. — Почему мы?
— Потому, что если не мы — то кто же? Лена размяла кисти и пару раз нокаутировала кресло.
— Я не могу! — заволновался Огурцов. — Я не Брюс Ли. Я бодибилдингом занимаюсь!
— Ну и что? — Лена расправилась со спинкой переднего кресла. — Если ты сильный — какая разница.
— Не такой уж я и сильный! — Огурцов отвернулся и заморгал. — Культуристы только с виду такие сильные.
Лена презрительно пошевелила носом. И одним ударом выбросила Огурцова в проход между креслами.
Булкин сидел рядом с Катей и гладил ее по голове.
— Только не реви! — просил он. — Анну Ивановну разбудишь. Я тебе завтра три мороженых куплю! Четыре!
Второклассница держалась изо всех сил, но подлая, предательская слеза уже катилась по ее розовой щеке. Катина спасительница-учительница спала рядом и вздрагивала во сне.
Ближе всех к упавшему Огурцову оказались Маша и Миша.
— Больно же! — пробормотал Огурцов. Но пробормотал тихо-тихо. Ему было грустно и стыдно.
Миша протянул Огурцову руку и помог подняться. После чего, не говоря ни слова, пошел дальше по своим «бутербродно-отравительным» делам. Огурцов, открыв рот, бессмысленно посмотрел ему вслед. Тут появилась Маша, посмотрела ласково и спросила:
— Что, Огурцов, больше тебя никто не любит?
— Мне плохо, — тоскливо сказал Огурцов и забрался поглубже в кресло, к окну.
— Что случилась? — все еще издевательски поинтересовалась Маша. Но прекрасные очи ее наполнились тревогой.
— Плохо мне, — повторил Огурцов и уткнулся в Машино теплое плечо.
Телевизор показывал повсеместный праздник. Пели народные артисты.
— Где-то здесь свернем! — Лысый кивнул на сплошную стену леса.
Бешеный тупо кивнул. Ему было все равно, где сворачивать.
— Потом оставляем автобус с детьми и бомбой. И оставляем этих! — Лысый метнул многозначительный взгляд на остальных террористов.
— А зачем мы их вообще брали? — спросил Бешеный. Просто так спросил, чтобы оттянуть время.
— Я взял Толстого потому, что он знает дороги в лесу. А зачем тебе эти клоуны, — он кивнул в сторону Хромого и Косого, — не знаю. Абсолютно бесполезные, просто мусор. Где бомба, кудрявый? Хочу посмотреть, в каком она состоянии.
— Понимаешь, босс, — Бешеный засмущался, как девушка. — Я ее уже установил.
— Как — установил? Когда установил? Почему установил?
Бешеный пригнулся к рулю:
— Ну ты не звонил. Я не знал, что делать.
Принял самостоятельное решение. Проявил инициативу.
— Уроды! — Лысый ударил кулаком по ручке кресла. — Где она? На сколько завел?
— Она — под пятым сиденьем слева. Завел я ее... Словом, она взорвется через час и десять кинут.
— Убью! Заморю! Процента лишу!
Лысый мог еще долго ругаться. Но, подумав, он оставил Толстого за штурмана, а сам полез под пятое сиденье слева.
Это было место Анны Ивановны. Она открыла глаза, посмотрела на торчащие в проходе террористические ноги и снова заснула. А Лысый шарил в темноте. Натыкался на пустые банки из-под колы, на остатки бутербродов и разбросанные вещи. Бомбы не было.
Ругаясь и хрустя суставами тела, Лысый начал исследовать все автобусное пространство под креслами. Нашел много разных ценных вещей, а также интересного мусора. Бомбы не было!
— Деточки! — улыбнулся Лысый, сбрасывая с лысины следы путешествия. — Кто видал здесь такую ма-а-а-аленькую бомбочку? Отдайте, пока по-хорошему прошу!
Заложники героически молчали. Многие из них слышали о бомбе впервые. Но все равно — героически молчали.
Автобус свернул в лес и затрясся по замерзшим кочкам. Хромой морщился от боли. Косой морщился просто так. Лысый приказал остановиться и прицепить к автобусу свежевыломанную елку. Для заметания следов. Пока Толстый и Бешеный выполняли команду, Клюшкин тоже выглянул на улицу. На мгновение. Под предлогом «быстренько выгулять собачку». Улучив момент, он бросил на белый снег красную пустую банку.
Поколесив полчаса по разным лесным предместьям и местечкам, автобус остановился у деревянной избушки. Срублена она была на скорую руку. Вокруг стояли занесенные снегом дорожно-ремонтные машины, словно ждали, когда придет человек разумный и научит их тому, что надо делать.
— Здесь осенью ремонтники жили, — сказал Лысый, — Удобств нет. Еды нет. Тепла нет. Но, надеюсь, мы пробудем здесь недолго. Если кое-кто вспомнит, где бомба!
Бешеный понял, что последние слова относятся к нему. И пошел серьезно разговаривать с заложниками. Всех вывели на улицу.
— Я ведь знаю, что это вы сделали! — оскалился Бешеный. — Я даже знаю, кто это сделал! А! Я знаю, кто мне все расскажет!
Террорист подтянул к себе за шарфик «шестерку» Мосько.
— Ты ведь мой друг, правда? Ты мне всегда все рассказывал!
Миша закрыл глаза и замотал головой. Бешеный оставил его и присел перед Булкиным и Катей.
— Ведь это
