знание в копилку моего опыта.
Консьерж — нестарый благообразный мужик, тепло здоровается со Светой и без вопросов пропускает нас к лифту. В груди шевелится недобитая ревность: они знакомы, наверняка Света частенько наведывается сюда.
Под нажимом твердой ладони вваливаюсь в зеркальную кабину, мешкаю от вида бледного потрепанного пугала в отражении, пропускаю Свету вперед, и металлические створки смыкаются за спиной. На вмонтированной в стенку панели бесшумно загораются кнопки. Судя по голубому неоновому ободку вокруг одной из них, мы едем на последний, двадцать пятый этаж.
Вспомнит ли меня Юра?.. Скажет ли хоть что-то? Посмеется, пошлет или равнодушно отведет волшебные глаза?..
Тихо охнув, лифт доставляет нас прямо в квартиру, и мы оказываемся в эпицентре пьяной вечеринки — смех, разговоры и громкая музыка мгновенно затягивают в водоворот веселья. Вцепившись в атласную ленточку упаковки, семеню за Светой, робею и озираюсь по сторонам.
Шикарные апартаменты: три комнаты, кухня-столовая, сводчатые окна от пола до потолка. Детали интерьера — темная мебель, шторы, жалюзи, светильники, сувениры абстрактной формы — подобраны со вкусом и явно стоят огромных денег, но ничего не говорят о привычках хозяина.
Отделяюсь от взбудораженной приятными встречами Светы, отхожу к темному кухонному проему, и, положив рюкзак на стул, сажусь на соседний.
Этим летом я многое переосмыслила, почти отпустила Юру, смирилась и сделала умные выводы, но сейчас, из своей темноты, вопреки доводам разума пристально всматриваюсь в гостиную в надежде увидеть именно его.
Света виснет на каком-то парне, одинокая девушка, закрыв глаза, извивается в странном танце, под потолком клубится разноцветный дым...
Я... вижу Юру. И моментально получаю под дых от сорвавшихся с цепи эмоций.
Долгие месяцы мечтая о нем, наделяя демонической красотой, изводясь, мучаясь и обнимая подушку, я помнила лишь смазанный, дорисованный воображением образ. А реальный Юра намного... выше, красивее, ярче, круче.
Он общается с гостями — отпускает шуточки в кон, поправляет каре и снисходительно улыбается, сжимает в руке бутылку любимого вина и время от времени присасывается к горлышку. Завороженно наблюдаю за его плавными жестами, мечтаю оказаться на месте бутылки и забываю дышать.
С ним, а не с грязным дрожащим уродом, я бы хотела пережить свой первый поцелуй.
После — хоть в осколки, хоть на свалку. Одно из двух, потому что Юра предельно ясно дал понять, что я ему не нужна.
Медляк сменяется песней Ярика, полсотни разряженных парней и девчонок с воплем восторга устремляются к центру комнаты. Начинается угар.
Самое время под шумок застолбить диван или кушетку: нужно выспаться на несколько ночей впрок.
Но Юра отделяется от толпы, как по наитию идет в мою сторону, встает в метре и, глубоко вздохнув, лезет в карман джинсов.
Подбираюсь и отхожу в тень, наблюдаю за его дрожащими пальцами и вдруг — интуицией, неизвестным науке шестым чувством, душой, сердцем, или еще черт знает чем — замечаю неладное: резкие движения, застывающий в одной точке взгляд, тени на бледном точеном лице.
Юра на взводе, его тревога передается мне, хотя мое участие нужно ему в последнюю очередь. Намеренно призываю мысли о Кубике и его мерзкой желтушной роже, жалею себя, думаю об отце, но холодный комок страха за Юру — только за него — разрастается под ребрами до липкого ужаса.
Пора лечить нервы.
Он достает айфон, подальше отводит руку и, в своей непревзойденной, чуть высокомерной манере, широко улыбается в камеру:
— Привет, человечество. Ну как, разве Оул — не бог?.. Кстати, мне тут неоднократно говорили, что я не умею отпускать. Ну-ну... — он многозначительно замолкает и продолжает, чуть растягивая слова: — Вы же видите: наша банда давно выросла из квартирников и местечковой известности — прошлый год и первомайские концерты на флэте наглядно продемонстрировали как потенциал группы, так и глубину падения. Пора признать: ссорясь с лейблом, я накосячил. Превысил полномочия, был полным придурком. Но я не сидел на заднице ровно, и все это время кое-что предпринимал. И вот, сегодня подъехали грандиозные новости! В общем, "Саморезы" меняют менеджера и подписывают новый контракт. Ими займется... — он называет ничего не говорящее мне имя и подмигивает. — Через два дня Оул сотоварищи отправятся в грандиозный тур. Ждите их в своем городе! Всех люблю. Пока!
По традиции, Юра целует экран, делает несколько кликов, видимо, выкладывая ролик в сеть и, набросив на плечи черный пиджак, скрывается в темноте квартиры.
Винтики в моей тупой башке отказываются работать, крутятся медленно и со скрипом — с трудом осмысливаю услышанное, и ноги подкашиваются.
Юра только что отказался от дела всей жизни. От цели. От мечты. Так буднично и просто. Но... почему?..
Узрев в нише блестящую створку двухметрового холодильника, тяну ее на себя, оставляю многострадальный торт на самой нижней полке и, выставив вперед руки, бегу следом.
* * *
Спальня погружена в бархатистый сумрак, на широкой кровати распластались квадраты тусклого розового света, что-то загадочно поблескивает вдоль стен. По помещению гуляет ледяной пронизывающий сквозняк, приносящий звуки и запахи улицы. За шевелящейся светонепроницаемой шторой обнаруживается сводчатое окно, его рама приоткрыта, и сердце ухает в пятки.
Не ощущая собственного тела, бегу к нему и высовываюсь наружу, но с облегчением понимаю, что внизу не пропасть в двадцать пять этажей, а один из уровней крыши.
Фонари светового ограждения, укрепленные чуть выше, на шпиле, не оставили темноте шансов — на крыше светло, но малиновый свет превратил реальность в искаженный, призрачный, жутковатый волшебный мир.
Перешагнув подоконник, тихонько ступаю на мягкое покрытие и подхожу к самому краю.
Ну, точно: мамина сказка.
Головокружительная высота, не знающий преград ветер, миллионы огней, рассыпанных до самого горизонта, величие спящего города. Города имени...
Мерзну и кутаюсь в бесполезную синтетику олимпоса, вспоминаю, зачем я здесь и, когда глаза окончательно привыкают к освещению, различаю в десятке метров от себя черный силуэт.
Юра затягивается электронной сигаретой, глушит вино и смотрит вдаль — история повторяется, словно давая мне шанс все исправить. И я иду, хотя этот короткий путь может стать последним в моей никчемной жизни.
Но, нарушая эпичность момента, ночную тишину разрывает пиликанье айфона.
Дергаюсь и замираю, Юра включает громкую связь, и над крышей разносится голос Ярика:
— Чувак, ты там совсем охренел? Наше мнение не в счет? Это твоя группа. Мы будем уже не мы, если все так пойдет...
— Прежде чем распинаться о херовых перспективах, прочитай новый контракт! Я три месяца проворачивал сделку, так что заткнись — там такие условия, что это как раз
