Книга ЧАО - Александр Георгиевич Асмолов

Собеседница отрицательно покачала головой, а сын степей рассмеялся.

— Представь, на том пирсе перед подобным дредноутом, у которого на уровне причала открывается грузовой отсек, выстраивается десяток карет «Скорой помощи» и десятка три туристических автобусов. Бригада шустрых ребят выкатывает по настилу пассажиров в инвалидных креслах-каталках, «отдохнувших» до невменяемости. Если кого-то укачало по дороге, и нужна помощь, врачи оказывают. Если нет — ребята бегом развозят «отдохнувших» по автобусам.

— Что за цирк?

— Финны называют это «дринк-круиз». Дело в том, что здесь крепкий алкоголь очень дорогой. Запрета нет, но цены на водку порядка 30 Евро. С нашими не сравнить. Вот любители и катаются в Питер за этим пойлом. Причем, самому ввести тоже дорого, так они у нас отрываются до потери пульса.

— И это Европейские ценности?

— Ну, в принципе, все чинно-благородно. У каждого туриста в кармашке адрес, куда доставить «груз». При такой выгрузке собираются зеваки, посмотреть на слаженную работу бригады шустрых ребят. Упакуют, распределят по автобусам, доставят по адресу, каталки и автобусы вернут арендодателю. Никаких пьяных на улице.

— А мне показалось, что в баре, куда мы заходили, все чики-пики было.

— Государство проводит политику борьбы с крепким алкоголем, задрав цену на водку и субсидируя выпуск добротного финского пива. Кстати, марка под именем «Синебрюхов», а бутылка хорошего «Бордо», раз в пять дешевле, чем в наших магазинах.

— Значит, тот финн из фильма «Особенности национальной охоты» нашел то, что искал.

— Тебе, как будущему руководителю совместного российско-финского предприятия, нужно высказываться аккуратнее, так сказать, в обтекаемой форме, чтобы не вызвать недовольства сильных мира сего.

— Вообще-то этот пост, по всем параметрам, нужно было бы занять тебе.

— Никогда, — улыбнулся потомок Чингисхана.

— Почему? — искренне удивилась русская.

— Ты сама ответишь на этот вопрос, когда поймешь, почему выбор пал на тебя… В любом случае, я могу быть техническим специалистом.

Они помолчали, поглядывая на спокойное море, прогуливающуюся публику, с удовольствием пробуя не очень крепкий, но ароматный кофе, и закрыв глаза, подставляя скупому осеннему солнцу, свои молодые красивые лица. Хотелось забыть все проблемы, отодвинуть в сторону какие-то сиюминутные вопросы и просто наслаждаться жизнью. Каждый день, каждую минуту, похожую на эти мгновения удивительного счастья, которое иногда вдруг охватывает человека, погружая в какой-то кокон безвременья и беззаботности, когда ничего не хочется, когда все уже есть, только не упусти. Поэтому, не хочется двигаться, открывать глаза, а то и не дышать, чтобы не вспугнуть того крохотного нежного мотылька по имени Счастье, который вдруг сел тебе на плечо, сложил тоненькие крылышки и наполнил твою душу чем-то, что и не знаешь как назвать. Да и этого не нужно. Просто наслаждайся и запомни, как это бывает, потому, что бывает очень редко. Только у счастливчиков, которых тот незримый мотылек вдруг выбирает из толпы.

— Что? — встрепенулась Настя.

— Нет. Ничего, — улыбнулся Чагатаев. — было такое впечатление, что ты попала в другой мир через какой-то провал времени. Лицо неподвижное, даже улыбка застыла, а зрачки под веками двигаются… Так человек сны свои видит.

— Скажешь, тоже… Что я, лунатик?

— Нет, ты удивительно светлый человек… Наверное, занесенный сюда каким-то солнечным ветром.

— Инопланетянин?

— Кстати, я хотел тебе показать летающую тарелку.

— Надеюсь, парашют не понадобится, а то я свой дома оставила…

— А вот это очень опрометчиво с твоей стороны.

— Тогда, может, откупимся. У меня с полкило икры в пластиковой коробочке.

— Нет. Мы зайдем в магазинчик, купим хлеб, финское масло, сухое красное и устоим ужин, а потом погуляем, когда Хельсинки зажжет огни.

— Тарелка отменяется?

— Нет. Сейчас самое время. Обычно, вечерами там какой-нибудь концерт по билетам. Это нужно заранее побеспокоиться, но сейчас нам позволят посмотреть просто так.

— Хорошо. Заинтриговал. Стартуем?

— Мне нравиться твой боевой настрой…

Пятачок плоской скальной породы в городе, выступающий на несколько метров над тротуарами, ограничивающих его по кольцом шести — семиэтажных домов по периметру. Сверху скала была накрыта перевернутой «медной тарелкой», диаметром не более тридцати метров. Ниже был стеклянный пояс, опиравшийся на куски гранита, опоясывающие купол словно круговой стеной. В самом низу, на уровне тротуаров, был прямоугольный вход наподобие прямоугольника из бетона. Выглядело необычно и мрачновато. Справа от входа, был стенд с расписанием каких-то мероприятий. Молодые люди подоспели как раз в перерыв, и можно было просто зайти посмотреть.

— Написано, что это лютеранская церковь, — вопросительно посмотрела на своего гида Анастасия.

— Обычно называют храм в скале. Впрочем, есть официальное название… Темппелиаукио, если я правильно произношу. Думаю, что службы там идут, хотя главное, это зал и орган. Акустика меня удивила.

— Орган?

— Сама все увидишь. Пойдем, пока не началось какое-нибудь действо.

В отличие от привычных высоких и украшенных резьбой ворот католических храмов, этот вход был невысоким и вел вниз, словно в какое-то подземелье. Но стоило ступить несколько шагов и впереди открывался большой зал, вырубленный прямо в скале. Три сектора кресел сходились впереди у небольшой площадки, поднимающейся на пару ступенек, образуя подобие сцены. Слева была примерно такая же возвышенность, где, очевидно, мог располагаться небольшой хор или оркестр. Еще левее до купола поднимались начищенные трубы органа.

Самое интересное было над головой. В дюжине метров над полом, словно парил, без каких-то колонн или арок, цельный медный купол в форме перевернутой тарелки. Он опирался на секционный стеклянный пояс, под которым были глыбы гранита по периметру. Весь зал был утоплен в скале. Свет от висевшего низко осеннего солнца проникал черед стеклянный пояс под куполом и пронизывал своими лучами весь объем зала наискосок, что создавало впечатление парившей медной тарелки, подобно инопланетному кораблю в Голливудской интерпретации.

В зале, действительно, было немноголюдно. Группки туристов фотографировались во всех ракурсах и недоверчиво все трогали руками. Некоторые набирались смелости и подныривали под ограничивающие красные канаты к органу и кафедре, с которой, очевидно, читались проповеди. Другие поднимались на второй ярус, нависающий балконом внутри над входом.

Акустика в зале действительно была необычной. Грубо обработанные куски скалы гасили своими острыми гранями все возможные искажения звука в большом зале. В этом мог убедиться любой, сказавший что-либо погромче. Поэтому в зале то и дело слышалась различная незнакомая речь. Похоже, всех посетителей не покидало ощущение необычности, и многие касались руками грубых гранитных осколков или отполированных поверхностей органа и панелей красного дерева с некоторым восторгом.

— Как тебе?

— Ничего подобного еще не видела…

— Если получится достать билеты на органный концерт, оценишь акустику.

— Хочу!

— Тут всего 80 сидячих мест, а кроме органа, в зале еще поют, играют и слушают