тонкой улыбке губы. Как делал всегда, выходя на борцовский ковёр.
Его отношение к тем, кто замазан наркотиками, были просты и бесхитростны. Он их ненавидел. Особо опасной, холодной, как клинок, ненавистью. Даже к своим непосредственным клиентам, проходящим по линии уголовного розыска, Громов мог отнестись человечнее. Но барыги — это ещё хуже, чем насильники и душегубы.
Громов завёл никчёмный разговор с испитым дядькой, торговавшим сантехническим секонд-хендом, а в голове в это время прокручивались все возможные варианты, один хуже другого, и он не сразу заметил, что Эдик дёргает его за край куртки.
— Ну?
— Пойдём пожрём, Воха. Нафиг тебе этот ключ? — В глазах у Эдика плескалась тревога.
Громов положил на место изношенный разводной ключ.
Прогулочным шагом они пошли к киоску, из которого ветер доносил сальный дым мангала.
— Слышь, Гром, она на девке товар проверяет! — злым шёпотом сообщил Эдик. — Вколола ей дозу и ждёт результата, прикинь! Может, накроем сук?
Громов на секунду закрыл глаза и улыбнулся. Потряс головой.
— Нет. Ничего не меняем.
Они запланировали брать только покупателя. Демонстративно и с шумом. В двух шагах от контейнера братьев Ахундовых.
Самих братьев с наскока брать было бесполезно. Слишком уж профессионально работали.
При малейшем признаке опасности один из них закрывал собой вход, а второй бросался к задней стенке контейнера. В доли секунды товар через вентиляционное отверстие оказывался на ничейной территории — на парковке у супермаркета «Ашан», примыкавшей к тылам рынка. Там, у забора, в совершенно безнадёжном для торговли месте, обосновался со своим раскладным столиком дальний родственник Ахундовых. Для отвода глаз на столике валялись пакеты с сухофруктами. За торговлю в неположенном месте приходилось отстёгивать, но плата местным ментам, очевидно, была включена в статью расходов «безопасность бизнеса».
Сколько получал мальчишка, сидевший на бордюре рядом со стариком, не известно. Но в обеспечении безопасности ему отводилась ключевая роль. Блок из-под сигарет, в котором Ахундовы прятали товар и вырученные с наркоты деньги, не успевал упасть на землю, как оказывался в цепких пальцах мальчишки. А потом — попробуй догони вертлявого легконогого чёрта.
Систему безопасности сдали братья-туркмены. По здравому разумению Громова, метившие на место братьев Ахундовых. Чего-чего, а героина в Туркмении, как урюка, — мешками возить можно. И что не возить, когда московская прописка есть и место на рынке прикормлено?
Но если брать клиента «с шумом», то от подозрения, что «сдали» его ментам они сами, Ахундовым так просто не откреститься. Хоть Аллахом клянись, хоть мамой родной, хоть взывай к высоким родственникам в Баку. За провал «точки» и несанкционированный контакт с ментами запросто подрезать могут. Особенно, если запустить слушок, что так оно на самом деле и было.
А что их место займут туркменбаши тоже не велика печаль. Всегда можно их сдать группировке айзеров, заслав по своим каналам истинную информацию, кто кого и как вложил. Можно даже намекнуть, чья смуглая рука налепила «жучок» в контейнер Ахундовых, пока шкребла метлой пол и двигала коробки.
Летальные исходы при разборках гарантированы. Естественно, ряды туркменских джигитов резко поредеют. И по этому возмутительному факту придётся возбуждать уголовное дело в отношении несдержанных на руку представителей солнечного Азербайджана. В результате по одной «наводке» на нары по цепочке пойдёт максимально возможное число лиц с криминальными наклонностями, и на рынке на месяц-другой станет чище.
На роль «клиента», приговорённого к показательному задержанию, лучше всего подходил полный лох. Какой-нибудь шибко умный или безнадёжно тупой идиот, решивший кардинально улучшить свой жизненный уровень за счёт наркоторговли. Средненько и серенько в смысле перспектив смотрелся наркоша, решивший совместить приятное с полезным и перейти в категорию барыг. Наиболее вероятным Володя и Эдик посчитали усреднённый вариант: либо лох, либо наркоша, выведенный на подконтрольную закупку какой-нибудь группировкой.
Сотня грамм героина — это тебе не фунт изюма. Смертельно опасная доза. Или Ахундовых сгубила жадность, или на предварительных переговорах им были даны твёрдые гарантии надежности покупателя. А такие гарантии может дать либо криминальная группировка, либо играющая свою игру государственная «контора».
Как говаривал в таких случаях товарищ Сталин: «Оба хуже». В смысле, что бездействие Громова и Эдика при получении оперативной информации, кто бы за ней не стоял, однозначно толковалось как преступное.
Громов посмотрел на небо, затянутое низкими тучами. Очевидно, у Господа сегодня настроение было под стать погоде — пасмурное, с ознобом, коли он послал в виде «клиента» чеченскую матрону с девчонкой в роли подопытной собачки.
— Слушай, я в самом деле жрать хочу, — сказал Эдик, не отрывая глаз от конусообразного столба сочащегося соком мяса. — Нервы, наверное…
На белом боку киоска, чуть ниже прилавка кто-то скорописью нацарапал: «Купил шаурму — помог Басаеву!» На лозунг никто внимания не обращал.
— Шаурму долго ждать, и один фиг, сожрать не успеешь, возьми какой-нибудь беляш.
— Тебе брать, Гром?
— Не надо.
Громов отвернулся, спасаясь от запаха, уткнул нос в воротник свитера. У самого живот подвело от голода, утром едва успел затолкнуть в себя бутерброд и залить полстакана чая. Планировал плотнее поесть в столовке при ОВД, но не сложилось. А теперь есть ничего нельзя, воевать лучше на пустой желудок.
Силовую часть операции он решил никому не передоверять. Предстояло быстро и качественно подавить любое сопротивление любых лиц, оказавшихся в зоне действия. Повязать и оттащить в машину смогут и другие, а гарантированно вырубить с одного незаметного удара мог только он.
Громов хлопнув Эдика по плечу, бросился к воротам. Они были закрыты на цепь с большим амбарным замком, для прохода оставалась только калитка. В её узкий проем два смуглолицых парня в оранжево-синих спецовках втиснули тележку с горой ящиков. Тележка по габаритам пройти не могла даже теоретически, но парни с тупым упорством ишаков пытались затолкать её на территорию рынка.
— Алё, кишлак! — Громов, играя возмущённого бандита, что есть силы пнул тележку. — Здесь же люди ходят. Кати её нафиг отсюда!
Парни захлопали глазами.
— Шо не ясно? Проход освободи,
