Внезапно взгляд Малдуна стал отрешенным, он страшно побледнел, и только порез на лице, казалось, ярко горел от ярости.
— Проблемы, — безучастно произнес он, — они достали Башку. Я видел, как он погиб. Нам придется разделить между собой его орков.
Лоренцо не мог позволить себе каким-либо образом отреагировать на такую новость. Он почтит память павшего товарища позже, когда от этого не будут зависеть жизни остальных бойцов.
У бронехода было два орудия, торчащих впереди, подобно глазам на стебельках. Правая пушка пыхнула пламенем, и Лоренцо оттолкнул Малдуна в сторону, прежде чем мимо них со свистом пролетел снаряд и рухнул в грязь, заполнив мир ярким светом и оглушительным звуком. Товарищ обмяк у него на руках, и Лоренцо пришлось влепить ему пощечину, чтобы привести в чувство. Правое орудие вновь выстрелило, но им удалось увернуться от луча прожектора и скрыться в дыму. Кроме того, орки по большей части клепали свое оружие из любых подвернувшихся под руку деталей, поэтому оно было ужасно ненадежным. И все же следующий взрыв едва не сбил Лоренцо с ног.
Малдун сморгнул кровь, затекшую в глаз, и закашлялся от попавшего в горло дыма. Лоренцо тащил его в сторону хижин, но оттуда раздался еще один выстрел, и их отбросило обратно на открытое пространство прямо под луч прожектора. Теперь к ним из лагеря и джунглей бежали орки, которые казались тенями в густом тумане.
Малдун сунул в руки Лоренцо свой лазган:
— Держи, он тебе больше пригодится.
— Что… что ты?..
Не закашляйся он от дыма, ему все равно не пришлось бы договаривать. Он уже и так понял ответ. Акулий Корм достал из патронташа пару подрывных зарядов — и хотя первым порывом Лоренцо было остановить его, спасти, но он сдержался, когда увидел, что его товарищ улыбается.
— Ты спас мне жизнь. Теперь мой черед. И кроме того, я насчитал на танке девять зеленокожих. Если добавить их к тем пяти, то выйдет как раз моя часть и еще половина доли за Башку.
Взглянув в пепельно-серое лицо товарища, Лоренцо увидел в нем едва сдерживаемую боль, скопившийся в уголках глаз мрак и понял, что Малдун хочет, чтобы так все и случилось.
И не успел Лоренцо сказать хоть что-то, он вырвался из его объятий. Акулий Корм ринулся на свет, и прежде, чем орки успели понять, что происходит, он оказался слишком близко, чтобы они смогли выстрелить из орудия. Но недостаточно близко. В него прицелилась другая пушка — та, что слева…
Огнемет. Это объясняло то, что делал здесь бронеход, подумал Лоренцо, зачем орки собрали его среди джунглей, где ему не развернуться, — они использовали его для расчистки местности. В Малдуна полетела струя обжигающего пламени, но, судя по всему, он избежал основного удара. И хотя Лоренцо мало что видел из-за дыма и света прожектора бронехода, он был уверен, что Малдуна все-таки задело, тот был обожжен, но, подобно выносливым оркам, продолжал бежать.
Он вскарабкался на передние орудия, разметав по пути их стрелков. Орки, стоявшие позади, заметили угрозу и с рычанием схватились за оружие. Один из них прыгнул на Малдуна, но катачанец обратил инерцию существа против него самого, перебросив через плечо прямиком за борт движущейся машины. Остальные орки принялись решетить Акульего Корма пулями. Лоренцо испугался, что он свалится и погибнет в луже грязи и собственной крови, и все же он карабкался на крышу вагона, словно жизнь в нем теплилась лишь благодаря силе воли. Он свалился в толпу орков, которые тут же принялись рубить его тело, но к этому времени катачанец достиг своей цели.
Акулий Корм взорвал бронеход изнутри, и восемь орков с криком погибли среди взметнувшегося пламени.
К этому времени Лоренцо успел перезарядить отданный товарищем лазган и теперь стрелял по силуэтам, которые вырисовывались перед ним, стараясь постоянно перемещаться, чтобы не стать легкой мишенью посреди царившего хаоса. С мрачным ликованием он отнял этой ночью десятую жизнь, и ему подумалось, что Малдун Акулий Корм мог бы им гордиться.
Но знал он и то, что окружен и что с каждой минутой орки подбирались к нему все ближе. Они шли на Лоренцо со всех сторон, как обычно стараясь вступить в ближний бой, чтобы противопоставить свое превосходство в силе его изворотливости и неуловимости. Но на этот раз ему не стоит ждать избавления, никакой Мэрбо больше не спасет его. Он исчерпал свой запас удачи. И поэтому он бросил лазган, метнул последние гранаты и подумал о том, как героически погиб Малдун (и Доновиц, в чем он не сомневался), после чего достал катачанский Клык.
И так, с клинком в руке и яростным ревом на устах, Лоренцо ринулся на своих врагов.
Глава двенадцатая
Казалось, сражение длилось целую вечность. Лоренцо помнил, как коснулся неба первый луч света, подивился тому, что прошла всего одна ночь, ибо это был последний раз, когда он думал о чем-то, кроме дыма, огня и крови. И даже это воспоминание было отравлено размытыми пятнами осклабившихся орочьих морд, блеском ножа и запахом множества смертей. Множество смертей. Лоренцо помнил, как какое-то время стоял спиной к спине с сержантом Грейсом. Когда они ввязались в ближний бой, ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться инстинктам. Если бы он тогда вспомнил об усталости, боли от ссадин и все еще превосходящей численности врага, то просто упал бы на землю и умер. Или, что еще хуже, думал бы о том, как погибнуть.
Он мог умереть и даже не заметить этого. Всего один удар, рана, которую он не успел бы почувствовать, не худший вариант.
Лоренцо сражался, словно во сне, мышечная память сама поднимала его руки навстречу нескончаемой череде обезумевших от крови врагов. Где-то на краю сознания промелькнула мысль: сумеет ли он проснуться когда-нибудь или же ему суждено вечно пребывать в этом ужасающем кошмаре?
И все же это была великая битва.
И еще более великой она стала после того, как Лоренцо почувствовал на своем лице солнечный свет и, открыв глаза, осознал, что остался в живых.
Спустя мгновение он понял, где находится. Свет был ярким, хотя окружающие предметы словно плыли в тумане. Лоренцо заметил, что лучи пробивались сквозь окошко, но тонули в пыли и грязи внутри.
Орочья хижина. Лоренцо лежал на койке (всего лишь груда хлама, покрытая рваным тряпьем) под вонючими мехами. У него был жар, он буквально горел. На краткий миг он подумал, что орки, должно быть, принесли его сюда в качестве пленника. Но это было не в их духе. То, что он лежал здесь, могло означать лишь одно — его отделение совершило невозможное. Они победили. Но какой ценой?
Бок Лоренцо онемел, и он засунул руку под толстое одеяло, чтобы потрогать его. На ребрах справа он нащупал крепкий узел из синтекожи и содрогнулся от внезапного яркого воспоминания об орочьем топоре, который впивается в его плоть. Его и без того смутные воспоминания путались, но эту рану он получил одной из последних. Лоренцо печально вздохнул. Лучше было бы, если бы под конец он остался стоять на ногах.
