платком. — Всё из-за Ульяны, пропади она пропадом.
— Я ж говорила, любовь у них, — влезла дочка.
— Да на кой нужна така любовь, что ум застит! Был у нас сынок, а теперь как вор какой али душегубец станет скрываться.
— Его воля, — вздохнул Ефим.
Застучали сапоги по ступеням, зебрехала собака. Дёрнули дверь на себя, и ввалились в избу околоточный надзиратель с приставами.
— Ефимов Назар здесь? — без приветствия вопрос задал родным.
— Нет его, — шмыгнула носом мать. — В рекруты как забрали, так шесть лет ждать надобно.
— Сбёг, — развёл руками надзиратель, высмотреть ложь пытаясь. — Избу и другие постройки обыскать, — приказал. — Найдем, куда денется, — говорил сам с собой, Просковью стращая, — что же вы, маменька, сынка такого воспитали?
— В рекрутах он, — качает головой Прасковья, будто не верит.
— Разберемси, — кивает надзиратель, не веря ей.
Глава 27
Решено было, что Лушка отправится в деревню с Анной, поможет до дома добраться, а потом обратно воротится. А Назар по хозяйству Марфе сработает, чай не на готовое всё устроился.
— Чего делать с Назаром станешь? — любопытствует вдовка, покуда идут они с Лушкой по лесу.
— Сам он себе хозяин, я чего? Раны затянутся — пойдёт своей дорогой. Хороший он парень, токмо жизнь загублена.
— А себя чего ж не жалеешь?
— А пошто мне? Сыта, при деле, поцелуи Мирон не раздаёт, и на том спасибо. А коли мать с отцом всё ж найдут — не дамся! Тут моё место.
— А что до невесты?
— Ни к чему судьба такая, как Улькина. Сама себе хозяйкой стану.
— Боевая ты, Лушка! — усмехается Анна.
— Да и ты в обиду давать себя не станешь. Видала твоего Степана! — вздохнула горько, вспоминая куклу. — Какой ни был, всё ж жаль.
Поджала губы вдовка.
— Не простила я его, — призналась, поправляя тряпку, что ребёнка держать на груди помогала. — Вон Агафья только недавно говорить начала, а ей уж четыре.
Добрались до Ульяны, в дом вошли. Обрадовалась та, сестрицу да подругу завидев. Колыбель к потолку привязана, качает молодая мать младенчика.
— Настей нарекла, как Зосим пожелал, — говорит.
— А мы с Петрушей так и не выбрали имя, как скажет — так и будет. Заглянула к нам в дом — пусто там. Где Петя?
— У матери. Пригляд ему нужон был, покуда ты не вернулась. Теперича домой отправится.
— А кто ж это? — Лушка глядела в окно на мужиков в форме, и сердце забилось в страхе. Никак ужо ищут?
— Куды смотришь? — подошла к ней Ульяна, тут же меняясь в лице.
Шёл околоточный надзиратель прямиком в дом Рябого да всё с тем же вопросом.
— Где Егоров Назар Ефимович?
— Спутали вы, дядя, избу, — ответила вдовка. — Егоровы дальше по улице, а тут Зосим Рябой с женой.
— А ты кто такая будешь? — Сдвинул надзиратель кустистые брови, и не по себе вдовке от взгляда его стало.
— Анна я, — ответила, плечами пожав, — в соседях живу.
— Говорят, жених Ульяне был Назар.
— Да когда ж это было, — отмахнулась вдовка.
— А чего хозяйка молчит? — переводит надзиратель с одной сестры взгляд на вторую. — Кто Ульяна?
— Я, — отвечает Уля, к дочке подходя. — Токмо верно уж вам сказали, у Засима я в жёнах.
— И рекрут Егоров не приходил? — прищурился надзиратель.
— Так когда? — влезла Анна. — Вон, ребетёнок-то в зыбке, — показала на люльку. — Трёх дней ещё нет. Да и для чего Назарке сюды приходить?
Смотрит Лушка себе на ладони, сердцу приказывает так быстро вскачь не лететь. Токмо всё одно — заходится.
— Ну а ты, — обратился к ней надзиратель. — Егорова не видала?
— Нет, — качает головой.
— Ясссно, — тянет букву мужчина. — А мне вот сказали, что в лес он ушел, который за этим концом деревни.
— Кто сказал? — испугано Ульяна спросила.
— А чего это вы так, милочка, глаза пучите?
— Так удивляется! Ежели был всё ж тут, отчего не зашёл? А на ваш вопрос ответ один: не видали мы.
— Разберемся, — ответил на то надзиратель и вышел из избы.
— Бросилась Анна к окну, а сестры друг на друга смотрят, глазами переговариваются.
— А вдруг найдут? — шепчет испуганно Ульяна.
— Идти мне пора, — встаёт Лушка, надеясь раньше до Марфы добраться, чем надзиратель. Бросила взгляд на Анну, и поняла та: не станет сестра Ульяне ничего говорить. Где да что. Небось, убережёт от знаний ненужных. Пущай не ведае ничего.
Бежала Лушка, чуя, как в груди горит. Видала приставов, да околотками выбралась, что не углядели они. Токмо обманулась. Надзиратель чуял: знают что-то девки. А потому подождал, пока выйдет кто, и за ней устроился. Поняла Лушка, что не одна в лесу, да поздно было.
— И куда ж спешишь? — спрашивает надзиратель.
— Живу тут, — отвечает Лушка, стараясь страха не показать.
— Одна? — не верит надзиратель.
— Отчего ж? С бабушкой и собачкой.
— Так давай навестим их, — криво усмехается мужчина, и Лушка понимает, что пропала.
Засобиралась и Анна домой от Ульяны.
— Надобно печь затопить да ужин сготовить. А там Петруше передать, что жива. Пущай домой вертается.
— Приходил он ко мне, — зашептала Ульяна. — Назар. Девочку на руках держал. Куприяниха видала, никак разболтала?
— Ежели б она, сказали ю, что ты врёшь. А так другой кто. Может, Фёкла?
— Схожу к ней, — принялась собираться Ульяна. — Заодно спрошу, чего говорила.
— Вот и передай Петруше, что жду его.
Уж два дня прошло, как Петька домой от Зосима уехал. Свезло Рябому: забрал всю пшеницу у него кулак. Немного сторговался за всю норму, да и Зосиму было с руки. Домой душа рвалась, жену увидеть хотелось. И отправился обратно в путь-дорогу. По пути ездока встретил, что на телеге мужика вез. Удивился, что Степан это, муж Анны. Узнал, что Петьке сильно досталось.
Ворвался в дом, как только доехал, а там Анна детей качает. Не поймёт Зосим, какая девка его.
— Что-то вижу я тебя чаще жены своей, — сымает сапоги, в избу входя.
— К матери пошла, про Петра узнать.
— А ты ж чего?
— Сама схотела, а я пока с детьми.
— Слыхал-слыхал про Петра, — кивнул Зосим. — Уж и не знаю, правильно ли сделал, что его домой отослал, а не кого другого.
— Увез бы Степан Агафью мою, — сказала грустно. — Упас он ребёнка от страстей.
— Дай теперь Бог, чтоб и самому упастись.
Вошла Ульяна в дом, сразу увидала брата, что на долгой лавке лежал.
— Девочка у тебя, Петя, — ласково начала, усаживаясь рядом.
— Об чём это ты? — Не поняла Марфа.
— Внучки у тебя народились, — пояснила Ульяна. — Я матерью стала, а Петруша отцом.
— И слыхать не желаю, — потрясла
