— Ну же! — голос срывается на визг, который эхом разносится по округе.
В голове немного проясняется.
Какая разница, отстегну ли я ремень? Мне его не вытащить! Просто не хватит сил! Но и умирать рядом с ним не собираюсь.
Я отворачиваюсь от Кира и пытаюсь открыть дверь. Получается не сразу, потому что кузов от удара перекосило. Наконец, она поддается и распахивается с надсадным скрипом.
Щелканье внутри машины становится отчетливее.
Инстинкт самосохранения вопит «беги!!!», а я медлю, будто попала в облако из ваты. Каждое движение через силу.
С моего бока машина поднята над землей. Немного, но, когда я смотрю вниз, голова начинает кружиться, по затылку течет что-то теплое. Наверное, кровь.
Последний взгляд на Кирилла, чтобы убедиться, что он все так же в глубокой отключке, и я делаю шаг из машины. Травмированная нога подворачивается, и я неуклюже вываливаюсь на землю. Меня хватает только на то, чтобы прикрыть живот и упасть на бок. В голове взрывается фейерверк боли.
Похоже, все еще хуже, чем я думала.
Снаружи вонь сильнее. Темная жидкость растекается по траве, зловеще бликуя в мерцающем свете фар, а под капотом проскакивают крохотные отблески. Я словно завороженная смотрю на них и понимаю, что одна хорошая искра — и машина взлетит в воздух.
Это мотивирует.
Я боком ползу от раскуроченного автомобиля, неуклюже упираясь одним локтем, царапая второй рукой землю, кое-как помогаю себе непослушными ногами.
Больно. Жутко.
Снова мутит. И это явно не токсикоз. Сотрясение мозга.
В ушах звон, перед глазами красные круги. Я почти ничего не понимаю, но продолжаю двигаться, потому что единственная мысль, которая у меня осталась — оказаться как можно дальше от машины. Длинная трава путами охватывает мое тело, будто издевается, пытается задержать. В шуме ветра слышится жестокое «не уйдешь».
…А где-то далеко-далеко — море. С мягким желтым песком, ласковыми волнами и нежным шорохом прибоя. Я так давно не видела заката над морской гладью, когда багрянец разливается по небосводу, и солнечный круг медленно исчезает за горизонтом, оставляя после себя светлое марево.
…Меня толчком выбрасывает на поверхность.
Нет никакого моря. Есть ночь, загородная трасса, машина, которая вот-вот взлетит в воздух, а я лежу, уткнувшись носом в землю.
Сколько я была в отключке? Надо двигаться дальше.
Снова ползу, а мысли плавно улетают в вишневый сад, который у нас был в деревне. Там воздух чистый-чистый, а по ночам поют соловьи.
…Снова ночь.
Теряя связь с реальностью, то выпадая из нее, то возвращаясь снова, я продолжала двигаться дальше.
Не знаю, сколько времени прошло. Не знаю, как далеко я уползла.
Ничего не знаю. Туман вокруг с каждым мигом все плотнее.
Провал.
Прихожу в себя уже на середине дороги.
Провал.
Сквозь пелену слышу какой-то грохот у машины.
Провал.
За спиной все полыхает, и дым, чернее самой ночи, столбом поднимается в небо.
Распластавшись на земле, я как завороженная смотрю на огонь, пожирающий автомобиль, и молюсь о том, чтобы он не угасал. Потому что тогда вокруг не останется ничего кроме тьмы.
Опять скатываюсь в бессознательное, а когда прихожу в себя — слышу сигнал пожарной сирены.
Он разливается, вибрирует на коже, просачивается в вены горькой надеждой.
Дальше все как в тумане. Обрывки. Машина. Пожарные. Борьба с огнем. Чей-то крик «тут выживший», встревоженные незнакомые лица, склонившиеся надо мной.
Я не понимаю, чего они говорят, не понимаю, о чем спрашивают, ничего не могу сказать в ответ, только сжимаю чью-то теплую руку и криво улыбаюсь, а от облегчения по щекам бегут слезы.
Помощь все-таки пришла.
Теперь все будет хорошо.
Глава 9
Когда Мелкий с женой уехали, я долго не мог придти в себя. Меня просто распирало от гнева, ярости и внутренних противоречий. Вот, казалось бы, я тут причем? Они взрослые люди, вот пусть сами со своими проблемами и разбираются. Но это только на словах, а на деле меня так и подмывало навести порядок во всем этом бедламе.
К счастью, немного здравомыслия в моей буйной голове все-таки осталось, и спустя пару часов всерьез опасаясь, что сгоряча натворю дел, я обо всем рассказал Демиду. Он у нас самый незаинтересованная сторона, вот пусть и рассудит.
Мой эмоциональный рассказ, перемежаемый отборным матом и метаниями взад-вперед по кабинету занял всего несколько минут, за время которых я снова успел завестись до самых небес. Как наяву вспомнил тот взгляд, каким Вероника одарила Мелкого. Так смотрят не на любимого мужа, а на досадную помеху.
— Надо вмешаться! — наконец подвел итог, жестко рубанув рукой воздух.
— Вмешаться? — усмехнулся Демид, — с какой стати?
— Ты меня сейчас совсем не слушал?
— Слушал и очень внимательно. Но Кирилл не маленький мальчик, не сопливый пацаненок, которому надо подтирать нос. Он уже вырос. Поэтому пускай сам разбирается в своей личной жизни. Хватило мозгов бабу завести, жениться и сделать ребенка? Значит, пусть и со всем остальным сам разбирается. Или я не прав?
Чертовски прав. Но что делать с тем вулканом, что бушевал внутри меня, грозя разнести на ошметки.
— Ты просто не понимаешь, — промямлил я.
— Не спорю. Мне легче оставаться беспристрастным, потому что мои чувства тут не замешаны. Тебе сложнее. Но…
— Но? — хмуро посмотрел на брата.
— Но голову-то зачем терять? Это, во-первых.
— А во-вторых?
— А, во-вторых, не суйся в то, что тебя не касается, — жестко сказал он, и предугадывая мой протест еще жёстче добавил, — Вероника тебя не касается. Пускай он сам с ней разбирается. Или она с ним. Кто знает, как у них там все на самом деле? Может она шляется, потому что шлюха бессовестная, а может Кир не такой уж и хороший муж, каким пытается себя показать.
— Ты ее защищаешь? — набычился я.
— Нет. Я просто повторяю тебе еще раз. Не суйся к ним. Вот и все. Чужая семья, чужие правила.
— Кир не чужой.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Кирилл-младший брат и Кирилл-муж Вероники это два разных человека. И если за первого мы еще как-то в ответе, то второй уже сам по себе. Я вообще не понимаю, какого хрена он полез к тебе с этими душевными терзаниями. После того, как увел у тебя Веронику. Сам встрял — пусть сам и выбирается.
— А если она его действительно за нос водит…
