Радкана и на том становище он роздал войску много дирхемов и динаров, а эмирам оказал почет и заверил добрыми обещаниями. Оттуда он двинулся в Бахарз и послал на разведку Кабарту-бахадура. [Этот] не сумел приблизиться [к противнику] и вернулся обратно. В другой раз он послал с остановки в Фарьябе Тупчак[235]-бахадура и Никпей-бахадура с сотней всадников. Они показались перед ними [врагами], и те перехватили дорогу, чтобы они не могли вернуться назад. [Тогда] они бросились на них, многих перебили и невредимыми возвратились обратно и доложили об обстоятельствах, которые они разузнали. Абага-хан соизволил заняться приведением в порядок дел войска, о величине которого был стих в Коране. Юшумут-огула он послал на левое крыло, Абатай-нойона поставил в средней рати, а царевича Тубшина двинул к Пул-и Чакчиран, где был юрт Маргаула. Когда он [Тубшин] прибыл туда, то напал на дозоры Маргаула, часть перебил и разграбил его обоз. Маргаул удалился к Бораку и рассказал об обстоятельствах прихода войска. Борак сказал: «Ежели Тубшин и Аргун-ага опять пришли воевать, то это те самые, которых мы уже однажды испытали, а ежели это Абага-хан, то надо действовать иным способом. Ты ступай и прегради им дорогу, пока мы устроим войско».
Абага-хан направился к усыпальницам и местам паломничества и смиренно и покорно просил помощи у творца. Когда он дошел до Бадгиса, он послал к Бораку смышленого и красноречивого гонца: «Мы-де пришли из Ирака в Хорасан и облегчили [вам тем самым] перенесение тягот и лишений пути. Ведай доподлинно, что нельзя добыть царство мира гнетом и насилием, а только снисканием любви и уважения ра’иятов и соблюдением божеских повелений и запретов. Разумный человек считает нужным остерегаться и воздерживаться от дел, конец которых опасен, а ты ныне
Стихи
Зажег пожар и спалил города,
У кого ты научился [так] править миром.
Все таки ежели хочешь, чтобы между нами исчезли вражда и борьба, то выбери одно из трех: во-первых, — мир, дабы я дал тебе Газни и Керман[236] ... до реки Синда, или, во-вторых, вернись с миром в свои края и города и не давай пути в сердце несбыточным мечтам, или, в-третьих, |A 216а| приготовься к битве
Стихи
Или меч, что проливает кровь,
Или счастья огонь, что пылает высоко!».
Борак призадумался на время, потом сказал своим эмирам:
Стихи
«С угрозой предложил он мне три пути,
|S 492| Гляди, дает наставление жаждущий мести.
Какой из этих трех путей вы изберете?». Йисур, который мнением и советом был первее среди эмиров, сказал: «Лучше мир, ибо Кипчак и Чапат повернули обратно. Кони [у нас] никуда не годные и плохие, а у них подходящие. Пойдем в Газни, пробудем там год, два, ибо оттого, что мы бросим войну, никакого позора на нас не падет. Абага-хан великий государь и мир с ним для нас честь. У него много чего другого можно выпросить, потому что он все раздает». Маргаул от этих слов разгневался и сказал: «Не нужно в присутствии царей предсказывать беды и не следует на себя напускать страха. Где Абага-хан? Он вместе с ратью пошел на Миср и Сирию. Тубшин и Аргун-ага учинили этот обман и пустили молву об его приходе». А Джалаиртай сказал: «Мы пришли воевать, коли хочешь мириться, то лучше было [это сделать] в Мавераннахре». Бораку подошли речи Маргаула и Джалаиртая, и они согласились дать бой. Сопровождал его [Борака] некий звездочет по имени Джелаль. Он у него попросил открыть, какое выбрать время. Он промолвил: «Ежели ты повременишь с месяц, то для тебя будет лучше». Бораку не понравилось слово о промедлении, а Джалаиртай вскипел от гнева и вскричал: «Чего там еще придавать значение счастью звезд, особливо в такой час, когда сильный враг подошел близко». Маргаул тоже выразился в таком смысле и покончили на том, чтобы дать бой, а раньше выслать лазутчиков, чтобы они разведали, взаправду ли пришел Абага-хан или нет.
А у нас в Бадгисе Гератском пастбища для скота стали тесны. Абага-хан сказал эмирам: «Борак вышел на завоевание Ирака разгоряченным, а к битве быстро остыл, ни мира он не хочет, ни войны». Абага-хан приказывал, чтобы разграбили Герат, но снова сжалился над ними и простил [им] их проступки, и гератцы воздели руки на молитву и просили ему победы и славы у всевышнего бога.
Он назначил эмира Догуза, чтобы тот выбрал хорошее место для битвы. Догуз выбрал широкое поле, которое было расположено у склона горы, перед которой [протекала] река, называемая монголами Карасу. Там он поймал трех лазутчиков. Схватив, он доставил их к его высочеству Абага-хану. Было приказано привязать их к шестам шатров и допросить с полным пристрастием. Один сказал: «Что бы ни было, я расскажу по правде. Борак ничего не ведает о приходе Абага-хана. Эмиры его сомневаются. Некоторые говорят: «Тубшин и Аргун-ага собрали рать и пустили молву, что пришел Абага-хан». Нас послали, чтобы мы разузнали настоящее положение и передали им». Когда Абага-хан осведомился об их [врагов] состоянии, он пораздумал и очень тонко и разумно распорядился. Он вышел из царского шатра и призвал одного монгола очень ловкого и краснобая и с ним сговорился, чтобы он по образу гонцов отправился к ханскому двору и передал там те слова. Спустя часок, он возвратился обратно и по обычаю воссел на престол и с эмирами предался удовольствиям.
Когда прошло два часа от наступления вечернего мрака и государь и эмиры беседовали о Бораке, в ханский шатер вдруг вошел при оружии тот монгол, с которым [Абага-хан] сговаривался. Облобызав землю, он сказал: «Уже три месяца, как государь удалился из ставок, а со всех сторон царства поднялись мятежники и враги. Из Дербента Кипчакского пришла рать, подобная муравьям и саранче, и разграбила ставки и жилища эмиров. В тех краях она ничего не пощадила от резни и разграбления. [Все пространство] от Дербента до Армении и Диярбекра держит чужое войско. Ежели ты не поспешишь возвращением, то ты не застанешь ни ставок, ни улуса, ни ра’иятов». Эмиры, услышав эти слова, все поникли головой, опечалились и стали тревожиться за своих |A 216b| детей и дома. Абага-хан промолвил: «Хорошее дело мы сделали: охраняем Герат от врага, а владения, ра’иятов, ставки и челядинцев оставили в руках врага. Средство в том, чтобы сию же ночь повернуть |S
