работают.
Наши доводы разбились о его занудство, корона на голове Максимки была намертво прибита к черепу, а гонор родился раньше, чем сам товарищ, мать его, капитан. И перчиком на торте характера Макса было упрямство. Ослиное.
В итоге мы с пацанами решили, что юродивых и дегенератов мы не обижаем, а Макса в нашу дружную семью просто подкинули. Мы тоже периодически подкидывали стране угля, а Максу — проблем в виде безобидных и не очень шуточек, прямо намекая, что поработал — пора и честь знать и оставить наши нервные клетки в покое. Но вместе с занудством и упрямством Максу с лихвой отсыпали слабоумия, отваги и бесстрашия.
Снова покосился на пельмешку и умилился. Ей бы я подчинился. Даже на работе. Я, кажется, на все был согласен, лишь бы она улыбалась. На подвиги, подчинение и самому страшно что еще. Зацепила и не отпускает никак. Все время о ней думал — во сне, наяву, на работе. Вообще из головы не выходила, ведьмочка голубоглазая.
И я ее отпускать не хотел. Подставился, на допрос взял, потому что хотел подольше с ней побыть, а обычного свидания мне как своих ушей не видать. Только место преступления, только хард-кор.
И хотя устал я как бобик, тело остро реагировало на ее близость. А у меня нервы, конечно, стальные. Я Калерию Степановну часами могу слушать с умным видом и не поморщиться. Но тут сдавали. И фантазия, вместо того чтобы подкинуть дельную мысль по завоеванию неприступной крепости, подключила канал с эротикой, отрубив нахрен всю креативность.
— Женя, — позвала меня Цветочек, когда мы уже подходили к моей машине.
Я напрягся и уже генерировал идеи, на случай если она откажется ехать. Но пельмешка удивила:
— Спасибо за помощь. И за то, что объясняешь все.
Эта малышка снова отправила меня в нокаут. В тот момент я понял, что несмотря на то, что я мужчина, я сильнее и у меня есть пистолет, оружие в нашей паре только у нее. И пользоваться им Цветочек умеет, то прицельно убивая мою самооценку, то отправляя в нокаут одним предложением.
— Для тебя любой подвиг, пельмешка, — прокашлявшись, подмигнул я.
Открыл перед ней пассажирскую дверь:
— Сильвупле, мадмуазель! Поехали, покажу настоящий допрос.
Она как-то странно на меня покосилась, но села. Положила сумку на колени и грациозно выпрямила спину. Заправила за ушко прядь волос, пока я залипал на нее, старательно вспоминая, где я и собственное имя до кучи.
Сглотнул, захлопнул дверь, обежал машину и сел на свое место. Снова бросил быстрый взгляд на пельмешку и, наконец, отмер. Завел мотор и выехал с парковки.
Включил музыку фоном, чтобы она не слышала, как громыхает мое сердце. И дышал я как бык на корриде — со свистом.
— Почему ты решила стать генеральным?
— Потому что совсем недавно, когда Лола была дома одна и к ней заявился бывший, она позвонила в полицию. И знаешь, что ей сказали? «Звоните, когда убьют»!
— И как ты будешь исправлять ситуацию? — заинтересовался я.
— Я придумаю как, — задрала она нос повыше. — У моего папы свой охотничий магазин. Довольно крупный. Так вот когда его ограбили четыре года назад, следователь, который вел дело, потребовал с папы взятку. Знаешь за что? Чтобы он реально начал его расследовать! Папа заплатил, а вора так и не нашли!
— И ты решила, что если безобразие нельзя предотвратить, то его нужно возглавить, — улыбнулся я.
— Развалить систему изнутри, — согласилась со мной Лилечка.
— Ладно, Робин Гуд, готов стать твоим оруженосцем в борьбе с коррупцией и лентяйством в органах, — не удержался я.
Мне вдруг подумалось, что на следующий год ряды правоохранительных органов пополнятся как минимум Багровым и Лилечкой, которые и поодиночке умеют шороху навести. Артику, к примеру, не заржавеет взятку в зад запихать и сказать, что так и было. Пельмешка у меня тоже с фантазией, плюс восемь лет курсов самообороны, которые я проверил на себе, когда шлифовал витрину.
— Я сама справлюсь, — снова задрала она нос повыше.
— Ты мне кое-кого напоминаешь, — улыбнулся я.
— Кого? — подозрительно поинтересовалась пельмешка.
— Меня. И одного моего хорошего друга. Правда, тот борется за справедливость в отряде адвокатов.
— Не ври, ты в тесной дружбе с парковыми воришками! — ее пальчик взлетел в воздух.
— И лучший по раскрываемости в своем отделе, — скромностью я никогда не страдал.
— Раскрываемости чего? — не поняла Цветочек. — Женских сердец и их балконов?
— Дался тебе этот балкон, угораздило же попасть именно к тебе. Пельмешка, я из природного человеколюбия и влюбленности в тебя не напоминаю, что ты напала на меня с электрошокером!
— Допустимая самооборона! — отрезала она. — Ты незаконно, без ордера, футболки и обуви пробрался на мой балкон, а потом и в мою квартиру. Я защищалась. Откуда мне было знать, вдруг ты маньяк?
— Я сразу представился!
— Майор Чингачгук?! — праведно возмутилась Лилечка так, что даже щечки покраснели.
— Приврал немного, это не преступление. А вот в соседней квартире могло бы случиться, если бы уважаемый адвокат все-таки выстрелил!
— У него травмат, это не смертельно!
— Туда, куда он целился, — смертельно, — хмыкнул я.
— Жаль, что не попал, — завелась пельмешка.
— Кому жаль? Мне не жаль!
— Громов, это лечится, — снисходительно сообщила мне Лилечка и добила: — электричеством!
— Меня не берет, забыла?
— Очень бы хотела, но ты все время напоминаешь!
— Привыкай ко мне, — посоветовал я, — это надолго.
— Ровно до того момента, как ты получишь желаемое! Думаешь, я не знаю, для чего ты на подвиги согласился? Завелся, потому что тебе отказали.
Предположим, в первые встречи так и было! Я боролся с рутиной и скукой, а в груди включился азарт и охотничий инстинкт. Желания имеют свойство сбываться, сбылось и мое, только не так, как я загадывал. Жизнь моя действительно обрела краски, но совершенно другого оттенка.
— Хреновый из тебя психолог, пельмешка, — покачал я головой.
— Чингачгук, Станиславский бы голос сорвал, когда кричал «не верю!».
— Так я и не Станиславского на свидание приглашаю, а тебя! Сви-да-ни-е! У меня подвиг, Цветочек, и ты тоже в списке, так что пока срок не истечет, я ни-ни, даже если ты настаивать будешь!
Кажется, я в тот момент
