который царил столь многие годы. Вся надежда сейчас на вас, если вы не справитесь, я не смогу ничего сделать. Принесите мне головы тех, до кого сможете добраться, истребите всех наших врагов одним ударом. Их двери этим вечером были помечены белыми крестами. Ворвитесь в их дома, убейте всех! Не знайте пощады и сожаления, в ваших руках будущее города и нашей культуры. Помните, им никогда не сломить нашей культуры!
Группа отозвалась приглушенным одобрительным гулом.
Той ночью город вновь окутала тьма, но то была тьма людей.
Хищные стаи молодых жрецов и их приспешников, рыскали по районам, обыскивая квартал за кварталом. Они выламывали с грохотом двери, заходили внутрь роскошно обставленных зданий, где не знали голода во время осады, закалывали охрану и убивали всех тех, кто был внутри, не щадя ни прислуги, ни детей.
Звериная сила возобладала над страхом.
Когда-то эти люди смотрели друг на друга, и ощущали, что находятся в разных местах. Это было один город, но люди жили в двух разных местах. Роскошный, полный света и шума город землевладельцев и купцов и тихий священный город нищих жрецов были двумя разными городами. Теперь сухие жилистые руки хватали тех, что когда-то находился неизмеримо выше и тащили вниз; вдруг хозяева обнаруживали, что стоят на земле, как и все те, кто окружал их. И тогда наступала их гибель, от бесчисленных ударов ножами, легко входящими в плоть, их тела падали, как туши заколотого скота.
Рухнули многие тела, и рухнула власть вместе с ними.
Утром этот город будет другим.
Тогда на площади собрались многие тысяч самых простых ткачей, плотников, мелких торговцев, скорняков, портных, пекарей, каменщиков и многих других жителей, что подтверждали своё право на жизнь в стенах города каждодневным упорным изнуряющим трудом, которым пронизаны были их руки и ноги, глаза. Весь этот труд отражался в их облике бесчисленным множеством своих печатей в виде мозолей, синяков, ссадин, трещин и прочего.
Море усталости, отлитой в форме человеческих тел, застыло почти, шумя на площади.
Где-то ещё считанные тому дни тому назад бушевала битва, а теперь разгребали завалы и груды камней, из которых уже начали возводить новые дома, поэтому площадь была окружена строительными лесами по периметру.
Взобравшись на повозку, окруженный молодыми жрецами в черных мантиях, вооруженных мечами, с которых до сих пор стекала кровь убиенных богачей, верховный жрец города Протелеон оглянул сперва собравшихся и властно улыбнулся.
Он молчал.
Напряжение нарастало.
Где-то послышались одинокие крики, в других местах перешёптывались, а где-то просто разговаривали.
Пока наконец тишина не стала полной.
Только ветер слегка развевал белоснежные волосы верховного жреца.
— Эй, люди! Народ города! Вы все, я собрал вас всех, чтобы сказать вам, город теперь ваш! — после этих слов он кивнув кому-то из окружения.
Позади повозки вдруг подняли копья, на которые были насажены головы. По толпе прошлась волна возгласов ужаса, народ зароптал, шепот заполнил всю площадь, пока не был прерван возобновившейся речью Протелеона:
— Узрите! — он указал рукой позади себя, где на фоне насаженных на копья глав, возвышались уцелевшие башни, чьи полуколонны рёбрами выступали над ровными стенами, демонстрируя нависшее над кварталами господство, — Эти люди думали, что правят вами. Теперь их нет. Этот город построили жрецы, и только жрецы могут управлять им. Это город богов! А теперь я обращусь ко всем крестьянам, поднимите свои руки. — В толпе поднялось множество рук, это были изнуренные лохматые бородачи в рубахах, — вы пашите землю, которую пахали ваши предки и будут пахать ваши сыновья, а теперь посмотрите на синее небо, — и многие в толпе обратили свои взоры ввысь, — там обитают ваши боги. Они завещали вам эту землю, они даруют вам урожай. Так кто может иметь право отнять у вас этот урожай? Богачи думали, что правят этим городом, и мы обезглавили их всех, они оказались такими же людьми, как и вы… — толпа возбуждалась все больше, Протелеон в долгой паузе переждал зарождение восторга, чтобы взорвать его последней своей фразой, — Теперь только боги правят нами!
Толпа взревела.
Жизнь города изменилась навсегда.
_____
Беспокойно ходила Психея из одного конца зала в другой.
— Где же он?! — крикнула она.
Её мозг в бешенном ритме бросался к разным мыслям и образам, она думала, как уйти, убежать, умчаться из города. Очевидно, уходить лучше через восточные ворота, через которые готовится выйти караван в альвийские леса, чтобы в нем затеряться и там, в лесах, найти новый дом. Как она слышала, альвы ещё живы в глубине своих негостеприимных рощ. Но лучше попасть к альвам, чем к серокожим, хотя альвы тоже не люди.
Служанка показалась неслышно в дверях и склонив голову проговорила взволнованно:
— Госпожа, напротив дома толпятся люди! Госпожа!
— Какие люди? — Психея остановилась и посмотрела на служанку, — так, немедленно…
Она рванула с места быстрым шагом, взяв за руку девчонку.
Пересекая внутренний зал, они подошли к дверям и тогда Психея аккуратно отодвинула дощечку в двери, чтобы посмотреть в щель на улицу.
Около каменной аллеи стояли, неторопливо топчась люди в черных робах с дубинками в руках и поигрывали ими в воздухе, они о чем-то переговаривались и кидали хищные взгляды в сторону дома.
— Подонки! Они пришли за мной… черт, Таврион, где же ты пропадаешь! Как этот кретин мог вывести всех рыцарей из города оставив нас с этими ублюдками в городе! Чтоб его растерзали демоны… Ты, — она обратилась к служанке, — собери только самые нужны вещи в два мешка, остальным слугам скажи, чтобы покинули дом по лестнице в нижний квартал. Живо! Замешкаешься, мы обе умрем!
Служанка дернулась и побежала торопливо, чтобы скрыться в одной из многих дверей.
Уже через четверть часа все было готово. Одна из лестниц позади дома расходилась на небольшой площадке, и вела не к кварталу, а огибала высокое скальное основание дома, заворачивала к тоннелю, который позже выведет к лестнице, ведущей в центральный район. Не все люди знали об этом тоннеле, так как он был весьма неприметным, а сами ступени не просматривались со стороны города.
Нигде ещё Психея так не спешила, она казалась самой себе быстрее ветра.
Ворвавшись в роскошно обставленный дом бывшего префекта войска, ныне считавшегося погибшем в страшной схватке с демонами, люди в черных робах обнаружили лишь опустевшие залы, где-то котел на дровах, что уже не горели, где-то не доготовленная еда, где-то разбросанные вещи, а где-то опрокинутое кресло. Но здесь больше не было ни души. Сбавив ярость, черные робы стали, поплёвывая на мраморный пол, осматривать
