Рина открыла глаза. Кил хмуро смотрел на нее, и глаза у него сейчас казались такими же бездонно-черными, как и штормовые волны, ударяющие в борта яхты. В них угадывалось сильнейшее раздражение, но также боль и тоска.
— Ну почему? — хрипло прошептал он.
— Не понимаю, о чем это вы.
— Да прекрасно вы все понимаете. Вы ведь не со мной воюете — с собой. Так почему, я вас спрашиваю? Пусть все будет, как будет.
— Вы обещали не соблазнять меня, — с трудом проговорила Рина.
— Я обещал ни к чему вас не понуждать.
— Ну так вот именно этим вы и занимаетесь.
— Разве что говорить заставляю. Все остальное — в вашей воле.
Кил, не отрываясь, смотрел на нее. С легким стоном ей удалось чуть-чуть отодвинуться от него, но бунт крови не утихал. Слишком остро она ощущала руки, крепко, но не больно удерживающие ее, колени, касающиеся колен, жесткие волосы, проникающие сквозь крупную вязку фуфайки до самого тела. Рина чувствовала, как от его обнаженного тела исходит сдержанная сила, напряжение, порыв. Он словно бы и не обращал внимания на свою восставшую плоть, но Рина-то не могла не замечать этого. Она чувствовала его мягким, податливым животом, и вновь, как некогда, просыпалось в ней забытое томление. Иное томление. И другой мужчина. Уже невозможно было обманывать себя. Уже никуда не уйти от своего естества. Или от правды. Придется снова взглянуть ему в лицо, при полном свете и при полном понимании того, что есть она и есть он…
А сегодня, хотя бы только сегодня, Рина уступит желанию, потому что она создана из плоти и крови, и плоть жаждет любви, пусть даже эта любовь — всего лишь мимолетная иллюзия.
— Вы ничего не понимаете! — вдруг яростно вскрикнула она. — Если я здесь останусь, если мы…
— Займемся любовью? — хрипло договорил он.
— Да, да, — возбужденно продолжала она. — Если мы займемся любовью, это будет… это будет несправедливо. Да, неправильно. Получится так, словно я вас просто использую.
Наступило долгое напряженное молчание. Кил не засмеялся, даже не улыбнулся — он просто не сводил взгляда с ее горящих глаз, угадывая в них и страх, и смущение, и внутреннюю борьбу.
Злость у него явно прошла. Кил вообще не выказывал никаких чувств. Он лишь неторопливо выпустил ее руки и ласково обхватил лицо жесткими ладонями:
— Ну так используйте меня, Рина. Я готов рискнуть. Давайте, используйте меня.
Глава 7
— Иллюзии, конгрессмен, нередко разбиваются о действительность. Надеюсь… надеюсь, вы не будете разочарованы.
Наконец-то Кил улыбнулся. Устроившись рядом с ней поудобнее, он приподнялся на локте, склонил голову и неторопливо, ласково и в то же время уверенно и решительно завладел ее ртом. Поначалу он просто прижался к губам, потом кончиком языка разомкнул их и проник внутрь, начиная тот путь, что ведет к самым потаенным местам и позволяет испытать неслыханное наслаждение.
Он заставлял ее желать себя все больше и больше, всасывая ее губы, приводя в движение ее язык, вызывая дрожь, зарождающуюся где-то внутри и пробегающую по всему телу. Пьянил его запах — запах душистого мыла и чего-то еще, неповторимо мужского, сосредоточенного в жаркой мускулистой груди, жестких волосах, дразнящем прикосновении ног, кольце рук…
О, если б только здесь было темно… если б никто ее не видел. Тогда можно было бы дать себе волю, не сдерживаться. Тогда бы она с восторгом приняла все, что он готов отдать ей. Исчезни предательский свет — и она сбросит с себя все путы.
Кил слегка откинулся и провел пальцем по ее повлажневшим губам.
— Ну, между иллюзией и действительностью я всегда выберу действительность, — невнятно пробормотал он. — Она лучше во всех отношениях.
Рина попыталась улыбнуться. Она так хотела его, но испытывала какую-то странную неловкость.
Кил снова принялся осыпать ее поцелуями, но Рина, облизывая и без того влажные губы, остановила его:
— Свет.
Кил откинулся назад и застыл, буквально физически ощущая, как его переполняет нежность — такая же несомненная и всепоглощающая, как и желание.
Так легко было бы повиноваться, встать с кровати, выключить свет, и пусть мечты о былом, не отпускающем ее, сольются с настоящим. Тогда она прильнет к нему, как ласковый котенок, и ответит на порыв порывом не менее страстным, и одарит чувственностью, которую он всегда в ней угадывал. Так легко было бы прогнать невольный страх, затаившийся в ее глазах. Но хоть Кил и не мог заставить Рину понять, насколько он ее любит, позволять себе легких путей ему не хотелось.
Кил покачал головой и печально улыбнулся:
— Я хочу, чтобы ты видела, с кем занимаешься любовью, — чуть слышно произнес он.
— Понимаю, но… — Глаза ее расширились, а веки тут же слегка опустились, прикрывая фантастическую бирюзу. — Кил… ведь так давно… так давно у меня никого не было. Я боюсь показаться тебе слишком неуклюжей…
Голос Рины сошел на нет, и Кил позволил себе слегка улыбнуться:
— Ну, об этом можешь не беспокоиться, я все возьму на себя.
— Как всегда, уверены в себе, конгрессмен? — сверкнула глазами Рина.
— Конечно. Я хочу сказать, уверен в том, что никого так в жизни не хотел, как тебя. И еще я уверен в том, что никуда уже тебе от меня не деться!
На сей раз в поцелуе его не было и намека на нежность — только всепожирающая, все на своем пути сметающая страсть. Он крепко обхватил ее руками и прижал к себе так, что у Рины перехватило дыхание и голова пошла кругом. С каждой секундой желание разгоралось все сильнее и сильнее, прикосновение обнаженной мужской плоти жгло кожу, и не находилось слов, чтобы восславить это безупречное тело. Она остро ощущала его даже сквозь шерстяную фуфайку. Пробудились давно забытые чувства — жила каждая клеточка тела, пульсировала каждая жилка, до боли чувствительным стало каждое нервное окончание. Рина была подобна лунатику, внезапно пробужденному к жизни ярким лучом утреннего солнца.
Неужели у всех мужчин такие замечательные щеки — чисто выбритые, но даже малейшим прикосновением убедительно свидетельствующие, что обладатель их — мужчина до кончиков ногтей.
А руки… Правая утонула в ее волосах, левая легла на колено и медленно двинулась вверх: задержалась на мгновение на талии и потянула — все выше и выше — край фуфайки.
Рина задрожала, вся открываясь ему навстречу. Рухнули последние защитные сооружения, но теперь она об этом даже не думала. Какое это имеет значение, когда она уже с ним. Когда пальцы ее, пробежав вниз по его спине, ощутили эти чудесные бугорки напрягшихся мышц. Когда она с закрытыми глазами жадно возвращала его поцелуи. Когда ладонь его совершала свое загадочно-эротическое путешествие, обследуя изгиб талии, спускаясь к бедру, а пальцы неторопливо и маняще выводили круги на коже, заставляя все сильнее и сильнее разгораться огонь в тайном очаге, однако же непосредственно к очагу не прикасаясь, давая возможность огню взвиться самому. Рина хрипло застонала.
