— Нет, — рассмеялся он. — Я не беден, но и мошной с деньгами повсюду не размахиваю.
— Как вы познакомились с Доналдом?
— Не поверите, но мы выросли на одной улице. У его родителей был особняк, ну а мы, остальные, — просто уличные сорванцы. Помню, донимали его по страшному, сами знаете, как у ребят это заведено. Однажды Доналду это надоело, и он здорово отколошматил одного из моих братьев, так что мне пришлось вызвать его на дуэль. Обработали мы друг друга на славу, но уступать никто не хотел. В конце концов, Доналд сказал, что хватит валять дурака, и не лучше ли пойти к нему домой да съесть мороженого, чем поставить друг другу еще пару синяков. Я согласился. Потом он как-то пригласил всех нас поплавать — у Флэгерти был дома настоящий бассейн, и мы стали друзьями.
— Да, на Доналда это похоже, — сказала Рина с оттенком гордости за своего хозяина.
— С тех пор он так и не изменился, — согласно кивнул Кил, стягивая с себя рубашку. Рина поспешно схватила и чуть не залпом опорожнила бокал с шампанским — было почему-то неловко смотреть на его мускулистую грудь, сплошь поросшую кустиками темных волос.
— Я недолго, — сказал Кил, направляясь в ванную. У двери он остановился и, полуобернувшись, шутливо сдвинул брови. — Если конечно, гипнотические свойства душа не обладают способностью воздействовать на других.
Рина поспешно отвела взгляд и отправила в рот перчик. Дождавшись, пока дверь в ванную закроется, она встала и принялась беспокойно мерить шагами каюту. Подумалось, что у Доналда — а его каюта практически ничем не отличалась от этой — она бывала десятки раз. И никогда не испытывала ничего подобного. Сейчас ей бросались в глаза мельчайшие детали, которые безошибочно выдавали хозяина каюты. Полуоткрытый гардероб, в котором развешаны безупречно отутюженные костюмы и смокинги. Ночной столик, в ящичке виднеются расческа, щетка для волос, футляр для запонок, часы. Сверху небрежно брошен галстук… а под ним какая-то записка и банкнота. Рина издали посмотрела на столик, напоминая себе, что уж переписка-то Кила никак ее не касается. Она не привыкла совать нос в чужие дела и никогда не вскрывала почту Пола, даже если это были какие-нибудь рекламные буклеты.
Рина проглотила еще один перчик. Села. Встала. И сдалась. Она подошла к столику. Галстук не тронула — зачем? Записка оказалась короткой, и нацарапана была рукой Доналда:
«Вот проигранная пятерка. Чертово пари! Это же надо так все против себя обернуть! Ладно, так или иначе, здесь выигранные тобою за Рину пять долларов».
Рина вся просто задрожала от ярости, подобной огненной струе, зародившейся где-то внизу живота и разом взметнувшейся к голове. Ее трясло до того сильно, что она лишилась способности рассуждать — остались одни только эмоции.
Рина схватила записку, кинулась к ванной и изо всех сил рванула на себя дверь. По-прежнему не отдавая себе отчета в том, что делает, Рина отдернула занавеску и потрясла у него под носом бумажкой.
— Какого черта?..
— Вот именно, конгрессмен, какого черта! Что это за пари? Это что же, вы на меня поспорили?
Кил пристально посмотрел на нее сквозь плотную струю воды, перевел взгляд на клочок бумаги, потом снова поднял глаза.
— Ублюдок чертов! — в сердцах выдохнула Рина. Но этого ей показалось мало. Она швырнула записку на пол и замахнулась.
Кил перехватил ее руку.
— Минуту, Рина, — угрожающе начал он. Но само соприкосновение произвело свой эффект — Кил мгновенно остыл, а Рина наконец-то обрела способность соображать. Подумать только, ворвалась в его собственную ванную и чуть не дала пощечину.
Она невольно окинула взглядом его загорелое, блестящее от воды, стройное и сильное тело — о таком мужчине любая женщина может только мечтать.
Рина вырвала руку.
— Ладно, оставим это. Я ухожу. — Она круто повернулась и направилась к выходу. В этот момент позади послышался громовой голос:
— О нет, никуда вы не уйдете.
Под шум воды, которую Кил так и не удосужился выключить, он выскочил из ванной, схватил ее за плечи и развернул к себе лицом.
— Да никуда вы не уйдете, пока не дадите мне возможность объясниться.
— Не нужно мне никаких объяснений! И так все ясно.
— Да подождите же вы…
— Вы не одеты!
— Вообще-то, как правило, становясь под душ, я раздеваюсь. Полагаю, вы могли бы подумать об этом, когда врывались в ванную.
— Да отпустите же меня!
Почему так трудно глядеть на него? И почему она никак не может унять дрожь?
— Отпущу, как только вы меня выслушаете.
— А я-то думала, конгрессмен, в обращении с женщинами вы никогда не применяете силу. А вот сейчас силой удерживаете меня здесь. — Рина откинула голову и попыталась придать голосу некоторую язвительность.
— Повторяю, только до тех пор, пока вы меня не выслушаете, миссис Коллинз, — огрызнулся Кил. — И уж если вы можете позволить себе врываться в чужую ванную, то и я могу заставить вас выслушать то, что мне надо сказать.
Рина вздохнула и закрыла глаза. Надо убираться отсюда. Из-за него она выставила себя на посмешище. Ярость, гордость, страх — вот, что он заставляет ее испытывать, находясь рядом. Нормально она, во всяком случае, себя чувствовать не может.
Шевели мозгами, прикрикнула на себя Рина. Занятие тем более уместное, что раньше она как-то его избегала.
Рина перестала сопротивляться и покорно опустила руки.
— Вот так-то лучше, — спокойно сказал Кил. — Сейчас выключу душ и быстренько оденусь.
Рина кивнула, но, едва Кил отпустил ее и двинулся в ванную, как она снова рванулась к двери.
Предприятие идиотское. Попытка была пресечена в самом зародыше. Рина вроде бы еще бежала, но ноги уже не касались пола. А в следующий момент она лежала плашмя на кровати, дыша, как выброшенная на берег рыба. Более того, к ее ужасу. Кил уселся на нее и притиснул руки к бокам.
— Это еще что за?.. — начала она.
— Только не надо опять этих лекций на тему о насилии и жестокости, особенно когда выкидываешь такие фокусы.
Рина так и застыла, стиснув зубы и закрыв глаза. Фуфайка задралась чуть ли не до пояса, и от одного лишь прикосновения его бедер во всем теле вспыхнул пожар. Она боялась пошевелиться, вздохнуть, открыть глаза. Боялась признаться самой себе, что больше всего на свете хочется, чтобы он улыбнулся, прижал ее к себе, сказал, что никуда не отпустит.
— А теперь послушайте меня, — начал Кил.
— Вы вроде собирались одеться, — перебила его Рина.
— Собирался, но до того, как вы начали играть в свои игры. Так вот, пари — просто шутка.
— Это мужской шовинизм чистой воды, это мачизм, это жестокое насилие, и…
— И если вы сию минуту не заткнетесь, то станете первой в моей жизни женщиной — жертвой чего-то, напоминающего жестокое насилие. Вообще-то пари затеял Доналд, а я напрочь забыл про него. Он утверждал, что вы откажетесь сойти на берег в Нассау, если и я буду в этой компании. Ну а я заспорил. Вот и все. Клянусь, я и думать забыл об этом дурацком пари, и напомнила мне о нем только эта записка.
