огонь быстро сполз вниз, теперь уже горела вся правая половина здания. В дверях показался Пауль, который волоком тащил потерявшего сознание Ханса.
— Помогите им!
Все, кроме обессилевшей Ники, продолжавшей кашлять и задыхаться, и лежащей на траве, притихшей девочки, бросились туда и уже через несколько секунд принесли обоих — Пауль тонко скулил, держась за ногу, но, по крайней мере, был жив.
Тут Ника услышала писк неизвестно откуда появившейся зеленой обезьянки. Огули притулилась на траве рядом с неподвижно лежащей девочкой, глаза которой были закрыты, дыхания не слышно.
— Воды! Аптечку! Что-нибудь! Быстрее, ей плохо!
Какая-то женщина метнулась к кафе и через несколько секунд выскочила оттуда, неся наполовину пустую бутылку с водой и банку с остатками варенья — то, что осталось на столе от гуманитарной помощи, выданной пожилыми беженцами.
Делая девчушке искусственное дыхание, Ника не замолкала ни на секунду:
— Давай… давай… дыши! Ты… герой… живи… давай…
Сильные руки вдруг подняли ее на ноги. Ника попыталась оттолкнуть человека и продолжить реанимацию, но тот обнял ее, прижимая к себе и сказал:
— Уймись. Не нужно трудиться над трупом. Она была уже мертва, когда я принес ее сюда.
Ника вдруг бессильно осела, словно в ее теле не осталось ни одной косточки. Потом завалилась набок и, свернувшись калачиком, тихо завыла. В щеку ей уткнулось что-то мягкое, и она чуть приоткрыла глаза. Рядом с ней сидела огули и пушистой кисточкой хвоста утирала ее слезы.
— Что родители-то скажут…
— Они думают, что Шайне на Тихом острове… А она прибежала к нам, сказала, что не переносит качку… Лучше бы ее там тошнило, чем так…
И вдруг раздался оглушительный шум, у всех едва не лопнули барабанные перепонки — это одновременно закричали сотни горластых кубар.
— Что раскричались, чертовы птицы? — падая на траву и зажимая уши руками взвизгнула какая-то женщина. — Только вас не хватало…
— Смотрите! Небо!
Туман рассеялся, словно его и не было. Всполохи огня исчезли. Запах моря начал вытеснять озоновый флер молний. Показались звезды, блеклые, едва видимые в светлеющем рассветном небе. Под неумолкающую какафонию кубар на улице догорали несколько домов, сидели и лежали на траве изможденные люди. И тело девочки в белом, с неопрятными пятнами сажи, платье.
***
Устроившись в хогане, Алин расспрашивала Карин о ее жизни. Никто никогда не сталкивался с таким чудом, как разговор со своим прототипом, который живет на другой планете. После всех пережитых волнений и тревог в Алин ожил исследователь. Ей не терпелось узнать как можно больше.
— Карин, может ты научишь меня устанавливать связь? И я смогу мысленно дотянуться до своего мужа, который сейчас на Земле?
— Забыла, сестренка, это ведь и моя цель. Я сегодня первый раз говорю, я так рада, что нашла тебя. Даже не могу представить, как это получилось…
— Расскажи мне о себе? — попросила Алин, — я очень благодарна тебе, что ты бросила зерна, и мой хоган возник тут. Набхи — хорошая планета, такое бедствие у нас тут первый раз.
— Я жила на Земле с мужем и детьми. Бросила зерна, потому что всегда хотела исследовать другие миры. Прошло три года, через хоган пришла Надин, наша третья сестренка. Я с ней поменялась. Мне нелегко было решиться войти в хоган, но…
Голос Карин умолк.
— Сестрёнка, куда же ты пропала, Карин, слышишь меня? — Алин звала, но связи больше не было.
Алин обхватила голову руками и уткнулась в коленки. Она думала о сыне, об их доме, о Карин и неизвестной Надин. «Смогу ли я когда-нибудь с ними встретиться? Пока Арес маленький, я ни о каких путешествиях на Землю мечтать не буду. Хоть бы Карин еще раз заговорила со мной!»
Промелькнула неожиданная догадка: «А вдруг сестренка услышала меня, потому что Дух планеты помог, именно он устроил наш разговор? Если Дух планеты мыслящий, то он способен это сделать. А с какой стати Дух будет мне помогать? Вон сколько разрушений он устроил! Но, возможно, Ему интересно, как живут люди в других мирах…»
Размышления Алин прервали крики, доносившиеся снаружи.
***
Впервые в жизни Матиасу было плевать на эту самую жизнь. Восторг. Эйфория. Давно он не ощущал себя таким цельным. Картина и его кисть — больше ничего не имело значения.
Парадокс? Отнюдь! Только в этом миге и есть смысл жизни.
6:05
Ника чувствовала себя обессилевшей. Отравление дымом давало о себе знать, но еще хуже было осознание того, что она не смогла спасти ту девочку.
В поселке шло нервное ликование. Люди встречались, обменивались новостями, осматривали, насколько сильно пострадали их дома (а целых домов практически не осталось). Наверное, каждый хозяин был бы очень огорчен зрелищем разрушений, но на фоне руин других домов и множества погибших скорбеть о своем имуществе было как-то неуместно. Живы сами, живы друзья, и ладно.
У Ники здесь друзей не было, и даже просто знакомые лица она не видела. Она была чужой на этом празднике.
Своих подопечных — Ханса и Пауля — она проводила до открывшегося лазарета: для обоих нашлись носилки и носильщики. Сама она от помощи отказалась. Разве что, хорошо бы было выпить молока… Но молока на Набхи не было: здесь не разводили молочный скот. Не зная, что делать и куда себя деть, она побрела к визитнице.
В беседке при входе в визитницу сидел Сторож. Ника обрадовалась ему, как родному.
— Рада, что с тобой все в порядке, — поприветствовала она его и окинула взглядом беседку. — А как Олушка?
— Вон, прыгает в кустах. Я ее не брал с собой, так что обрадовалась, когда я сюда вернулся. А тебе туго пришлось, похоже…
— Очень бестолковая ночь. Хотелось помочь людям… Лучше бы в хогане отсиделась.
— Я слышал, Ханс тебя очень хвалил. Ты ему жизнь спасла.
— Он преувеличивает. Просто посидела с ним, чтобы не скучал… А ты уже был в лазарете?
— Да, доставили туда еще одного очнувшегося монстра.
— Это же опасно!
— Теперь уже нет, они снова стали людьми… прежними… Только вот, почти все в жуткой депрессии, переживают, что покалечили столько народу. И вообще пострадавших в поселке много. Уже нашли тела двух десятков погибших, к тому же не вернулся еще плотбот с Тихого острова, да и посчитать всех живых затруднительно: кто-то еще дрыхнет в хоганах, кто-то в лес сбежал… Но не все погибшие были убиты монстрами, кто-то просто погиб в своих домах.
— Ужасно. Как же это все ужасно… А раненых кто-нибудь ищет?
— Конечно, а как же иначе.
— Я бы могла присоединиться к поискам, но сначала хочу помыться. Не знаешь, где-нибудь здесь можно это сделать?
— Да, конечно. На визитнице, в конце почти всех дорожек, есть уличные умывальники. И три душа. Только, боюсь, после этого урагана от них мало что уцелело. Давай, провожу к ближайшей душевой, может быть, там хоть водовод уцелел.
Нагревался здешний душ с помощью солнца. Увы, все баки были засыпаны песком, листвой и всяким мусором. Но шланг с водой, к счастью, функционировал. С невероятным облегчением Ника помылась холодной водой в маленькой кабинке, пожалев, что вначале не забежала в свой хоган: одежда была грязной, прокоптилась и пропахла дымом, вызывая тошноту и жуткие воспоминания.
— Я забегу в хоган, переоденусь, — извиняясь сказала она Сторожу, который одновременно с нею выскочил из соседней кабинки, тряся мокрой головой, словно пес.
— Хорошее дело. Хоган-то свой найдешь? Смотри, там нумерация есть. Запомни свою дорожку. А к выходу ведет дорожка номер один.
Неуверенно кивнув, Ника быстро пошла по дорожке. Действительно, на каждой развилке у дорожек стояли маленькие столбики с номерами. Еще бы знать,
