поезд остановился в поле. Нигде не было видно ни станции, ни полустанка. Послышалась команда. Солдаты стали выгружаться. Из вагонов выносили тяжелые ящики.
Мариана оглянулась и, видя, что все заняты работой, решила ускользнуть. Но не тут-то было.
— Хальт! — крикнул солдат и подошел к ней. Озираясь вокруг, он сказал:
— В наше время ничего даром не делается. Понятно?
— Благодарю вас, — сказала Мариана поспешно и протянула ему шесть марок. Она поняла, что исчезнуть незаметно не удастся, и решила откупиться, чтобы солдат не поднял шум.
— Нет, не пойдет. Документы?
Мариана имела при себе хорошие документы и даже пистолет. Но зачем лишний раз показывать их. Немцы любят деньги. Она открыла сумку и достала пятьдесят марок.
— Проше, пане, на расходы.
Немец схватил марки и тут же отвернулся, делая ей знак уходить. «Падки на деньги. И мать родную продадут за марки», — подумала Мариана и поспешила скрыться.
…Шагала она быстро, почти бежала, не оглядываясь. Домой добралась лишь на второй день. Ночь она провела у одной крестьянки, за что оставила ей пару теплых носков.
Выслушав рассказ Марианы обо всем, что с ней произошло, Курц обеспокоился:
— Но как же тебе удалось вывернуться? Это очень рискованно.
— Дала этому рыжему солидную сумму.
Пережитые трудности забылись, когда Мариана расшифровала слово «Благодарим». Эта благодарность приходила к ним сюда, в далекую Польшу с «Большой земли». Она вливала в разведчиков новые силы, звала к действию.
Запеленгована фашистами
Центр был доволен разведчиками. Значит, в радиограммах есть ценные сведения. Это радовало. Вместе с тем с каждым днем росло беспокойство разведчиков. В городе действовало много фашистских радиостанций, которые могли обнаружить в эфире незарегистрированную рацию и начать ее разыскивать.
Предчувствие не обмануло радистку. В один день Анатолий как всегда закрыл ее снаружи и ушел на работу, сказав мимоходом хозяйке, что его жена уже ушла в город. Мариана должна была связаться с «Большой землей», передать информацию. Десятки цифровых групп впитали в себя сведения о передислокации пехотного полка, о моральном состоянии немецких солдат и офицеров.
Она зашифровала, приготовила рацию и по расписанию вышла в эфир. Услышав ответный позывной и обменявшись с радистом «Большой земли» первыми фразами: «Как слышите» и услышав в ответ: «Слышу Вас на столько-то баллов», она включила передатчик. На столе лежал «вальтер» и две «лимонки». Дверь, как всегда, была заперта снаружи. Через окно ее никто не мог заметить. Она начала передавать радиограмму. Работа уже подходила к концу, как вдруг послышался какой-то шум во дворе. Мариана отстукала «подождите» и замерла, держа пальцы на ключе. «На всякий случай успею предупредить о провале», — мелькнула у нее мысль.
Пеленгатор находился где-то совсем близко.
Она надеялась, — а вдруг на ее счастье это ложная тревога. Но вот перед домом застучали сапоги. Итак, самое страшное случилось: ее засекли. Радистка, не отходя от рации, взяла «лимонку». Решение возникло мгновенно. Если фашисты взломают дверь, она бросит одну гранату в них, другую — в рацию.
Сомневаться не приходилось. Вместе с аппаратурой погибнет и она сама. Но, как ни странно, теперь Мариану это занимало меньше всего. Главное, чтобы в руки фашистов не попала рация, а также запасные документы ее и Курца, которые хранились в ящике рации. «Живой не сдамся», — думала она, стискивая гранату.
Стало тихо. Радистка прислушалась, стараясь разобраться, что творится за дверьми. Гитлеровцы повертелись в коридоре, за стеной, к которой, вплотную прижавшись спиной, сидела Мариана. Затем постучались видно в комнату к хозяевам. Кто-то топтался у дверей квартиры радистки. Казалось, Мариана слышала его дыхание. Вот немец нажал на ручку двери.
Мариану и фашиста теперь разделяла только деревянная дверь, запертая маленьким замочком снаружи и задвижкой изнутри. Стоило фашисту нажать на эту слабую преграду и он очутился бы около рации. Девушка замерла… В висках как будто стучали тысячи молоточков «Неужели конец? Неужели это все?.. — мелькнула стрелой в голове девушки. — Ах! Как хочется жить…» Такой жажды к жизни еще не чувствовала никогда. Может, это перед смертью. Ведь говорят, что в эту минуту даже тот, кто хотел умереть, молится, прося пожить еще немного.
Слух ее напрягся до предела и вот она отчетливо слышит: «Облава запрещена».
«Показалось» — терялась в догадках Мариана.
Нет, это ей не кажется. С улицы действительно донеслись до ее ушей эти магические слова. Правда, она слышала только последнее слово «ферботен», но этого было достаточно, чтобы понять, что есть маленькая возможность спастись. Послышались его удаляющиеся шаги и хриплое «Пшя крев».
Несколько минут Мариана не могла сдвинуться с места. Она не была уверена, что засечена, но вероятность быть обнаруженной беспокоила ее больше всего и она как будто приросла к стулу. Даже не чувствовала, как дергалась в нервной судороге верхняя губа.
Но жизнь есть жизнь. Живой человек способен перенести многое. Такова уж человеческая натура. Мариана, глубоко вздохнув, поставила снова «вальтер» на предохранитель, осторожно положила гранату на стол и, прижавшись щекой к рации, дала волю слезам. Казалось, лишь теперь она поняла: несколько минут назад жизнь ее висела на волоске.
На некоторое время рация замолчала, но только для того, чтобы вновь заговорить уже в другом месте а по эфиру снова и снова летели точки и тире, неся советскому командованию разные информации из глубокого тыла противника.
Анатолий-Курц и не представлял, в какой опасности находилась Мариана. В целях завоевания авторитета, дабы лучше закрепиться, он затеял профилактику среди солдат против малярии и проводил ее с таким рвением, что немцы были очень довольны им.
В этот день он вернулся домой с важной информацией: гражданский аэродром начали переоборудовать в военный. Уже прибывают бомбардировщики и техника. Эти сведения надо было передать немедленно. Но он застал радистку в непривычном состоянии. Она сидела неподвижно и, глядя в одну точку, с каким-то странным безразличием слушала его. Курц внимательно посмотрел на нее.
— Что с тобой? Откуда эти синяки под глазами? Как будто дралась с кем-то. Не заболела ли?
— Была у меня тут генеральная баня. Даже не знаю, как теперь быть с этими сведениями. Они действительно очень важные. Но как их передать? Спасает только одно, как мне кажется. Они не засекли пока точное местонахождение рации, а только район.
И Мариана рассказала подробно обо всем происшедшем.
— Может, все-таки попытаемся вечером? — спросил немного погодя Курц.
— Попытаться можно. Но прежде, чем выйти в эфир, надо подготовиться к уходу. Быть может, придется бежать, как только передадим радиограмму. Если успеем, конечно. Не исключено, что они не ушли далеко.
