– Я вам солгала, – быстро проговорила девушка.
– Да-да, вы это уже говорили. Вы покрывали своего брата.
– Да.
– Скажите, Патриция, а почему вы выбрали именно это сочетание – темные волосы и голубые глаза? – Карелла пристально посмотрел на собеседницу. – Вы сделали это по какой-то конкретной причине?
– Нет. Я так не думаю.
– Вы знакомы с человеком по имени Джек Армстронг?
– Нет.
– Это начальник Мюриэль, – пояснил Стив, – у него темно-каштановые волосы и голубые глаза.
– Я с ним незнакома, – промолвила Патриция.
– Знаете, я должен предупредить вас об одной вещи. В ходе процесса ваши показания будут поставлены под сомнение. В том числе и ваши слова о том, что в нападавшем вы узнали своего брата. Адвокат Эндрю непременно это сделает.
– Это еще почему? Я что, родного брата не могла узнать? – удивилась Патриция.
– Могли, но дело не в этом, – мягко произнес Стив. – Вспомните, как вы упорно настаивали на своих первоначальных показаниях. А они оказались ложными. Сторона защиты непременно попробует на этом сыграть. В этом у меня нет ни малейших сомнений. Именно поэтому я еще раз спрашиваю: вы когда-нибудь видели мистера Армстронга? Если бы вы были с ним знакомы, то, покрывая собственного брата, вы подсознательно выбрали человека, неким образом связанного с Мюриэль. Однако вы утверждаете, что его не знаете.
– Не знаю.
– Ваш отец упомянул, что Мюриэль ходила на свидания, и ее кавалеры заезжали за ней и поднимались к вам в квартиру. Вы помните кого-нибудь из этих ребят?
– Не всех, – покачала головой Патриция.
– Может быть, у кого-нибудь из них были темные волосы и голубые глаза? Простите, что пристаю к вам из-за этого, но я уверен, что адвокат поставит правдивость ваших слов под сомнение, а любая мелочь, способная помочь окружной прокуратуре…
– Никого из этих ребят я не помню, – оборвала его Патриция. – С некоторыми из них у Мюриэль было всего одно-два свидания. Я даже не знаю, как их звали.
– Ладно, тогда, похоже, с первым вопросом мы разобрались, – вздохнул Стивен. – У меня есть еще один – последний. Ваш отец упомянул, что Мюриэль вела дневник, писала в нем каждый вечер. Вы с ней жили в одной комнате. Вы видели, как она это делала?
– Да, видела.
– Вы не могли бы мне его описать? – попросил Карелла.
– Он был в красной кожаной обложке, а к ней крепился маленький ремешок с замочком.
– Когда вы в последний раз видели этот дневник?
– Кажется, за день до убийства, вечером, – немного подумав, ответила Патриция.
– Вечером в прошлую пятницу? – переспросил детектив.
– Да.
– Вы не обратили внимания, куда она его дела?
– Заперла замочек и положила обратно в ящик шкафчика, – пожала плечами девушка. – Ключик она носила на шее. Он был на цепочке.
– В каком из ящиков она хранила дневник?
– В самом верхнем.
– Видите ли, в чем дело, Патриция, – подался вперед Карелла, – сейчас там его нет. Как вы думаете, куда он мог подеваться?
– Не знаю. Она его всегда хранила там.
– Ну что ж, – Карелла развел руками, – на этом у меня все. Прошу прощения за беспокойство. Большое вам спасибо, Патриция.
Старик считал себя особой королевской крови.
Он мнил себя государем бескрайних просторов, раскинувшихся перед его взглядом. Город безраздельно принадлежал ему, он являлся его властелином и потому имел священное право на ежедневный сбор дани. Он мог запросто отрядить за этим слуг, но никогда этого не делал – ему очень нравилось собирать оброк самому. Особенно в это время года. Наверное, это было как-то связано с тем, что он сам родился в сентябре. Скорее всего, дальнейшая судьба человека и его отношение к жизни во многом зависят от того, в какое время ему довелось появиться на свет. Представьте, каково родиться в феврале или марте! Ты голый, кругом холодно, доктор шлепает тебя по попке, чтобы ты сделал первый вдох, впустив себе в легкие морозный, колючий воздух. Мысль о таком заставит содрогнуться даже мужественного человека! Старику нравилось проводить ежедневный осмотр своих владений именно в сентябре, когда небо поражает безупречностью синевы, а дуновение ветерка напоминает поцелуй невинной девушки. А подданные в нем души не чаяли! Сколько всякого добра они неизменно подносили ему! Сколько сюрпризов сулил ему каждый день! Он никогда не знал, что будет в оброке, он даже не смел строить догадки о том, что за дары его ждут в переулках, баках и коробках.
Сегодня он стал обладателем целой кучи сокровищ. Сперва он не мог поверить своим глазам. Конечно же, ордам варваров в день его рождения полагалось являться в город и подносить ему долю награбленного, складывая добычу у его ног. Но сегодня у него не день рождения! И до Рождества еще далеко. На Рождество подданным христианского вероисповедания, обитавшим в землях на юге и западе, следовало осыпать старого, любящего их государя поражающими воображение богатствами, весившими столько же, сколько он сам. Да, сегодня был самый обычный день, и все же равнина у моста Коз-Корнер была до горизонта покрыта, словно ковром, самыми разными дарами, доставленными сюда преданными подданными. Глаза старика расширились от изумления и радости. Причмокнув беззубым ртом, он поспешил вперед. Пританцовывая в тени моста, он подобрал изломанный зонтик, лежавший на вершине кучи мусора. Ветерок трепал давно превратившееся в лохмотья розовое боа, что висело на шее безумца. Надев пару светло-голубых перчаток и подвеску с треснувшим камнем, он уселся в дырявое кресло, из которого торчала набивка. В свете клонящегося к закату солнца он раскрыл добытую им сегодня книжицу в ярко-красной кожаной обложке. На первой же странице старик прочел отпечатанную крупными буквами надпись:
ЭТОТ ДНЕВНИК ПРИНАДЛЕЖИТ
Чуть ниже, на специально отведенной для этого строчке, было написано от руки:
Мюриэль Старк
Имя и фамилия показались старику знакомыми. Наверняка это кто-то из его подданных. Может, он уже читал книгу о ее приключениях? А что же тогда у него в руках? Продолжение? Мюриэль Старк. Вдруг он вспомнил, что пару дней назад видел ее имя в газете, добытой в мусорном баке. Вспомнил старик и то, что девушку убили. Встав с кресла, он сунул дневник в карман черного долгополого пальто. Накинув боа на плечо, старик, не переставая вращать над головой зонтиком, отправился на поиски полицейского.
VIII
Карелла всегда считал, что человек ведет дневник исключительно в расчете на то, что когда-нибудь его кто-нибудь прочтет. К замочку подберут отмычку, ремешок перережут, дневник откроют, и автор дневника предстанет перед пытливым взором чужака. За многие годы работы в полиции Стивену довелось прочитать немало дневников. И всякий раз детектив убеждался, что автор во многом работает на публику. Некоторые из авторов, четко осознавая возможность того, что их записи в будущем прочтут, использовали шифр. Порой шифром было исписано немало страниц. По всей вероятности, автор считал, что некоторые записи вполне можно прочесть и другим, а содержание некоторых навсегда должно остаться тайной. Впрочем, шифр всякий раз оказывался таким простым, что разгадать его не составляло никакого труда, – это служило доказательством того, что автор все равно хотел, чтобы дневник прочитали целиком. Наиболее распространенный способ кодировки заключался в замене букв – вместо нужной буквы писалась следовавшая за ней в алфавите. Таким образом, наиболее распространенное в мире ругательство превращалось в «РПЩЖМ ОБ ЦФК». Чтобы догадаться о подлинном смысле записи, вовсе не требовалось иметь семь пядей во лбу. Некоторые из шифров были сложнее, но при этом их все равно можно было достаточно быстро разгадать. Как правило, на исписанных шифром страницах речь шла о сексе или же диких, необузданных фантазиях. Удивительно, но авторы никогда не шифровали записи о жестокости и насилии. Если об этом заходила речь, они писали прямым текстом: «Сегодня я схватил молоток и проломил им голову Чарли». Но стоило коснуться секса, как автор тут же переходил на шифр: «Вчера, когда мы уединились в комнате с Кэрол, я сделал ей ЛФОЙМЙОДФТ». Слово «лфоймйодфт» – не имело никакого отношения ни к голландскому, ни к шведскому языку, ни к проклятиям из арсенала вуду. Оно являлось блестящим образчиком шифра, который можно было расколоть за шесть секунд. Втайне авторы дневников рассчитывали именно на это. В этом они все были очень похожи. С одной стороны, они пытались внушить себе, что доверяют дневнику страшные тайны, а с другой стороны, со всей очевидностью работали на публику.