— Трусиха, — ласково обронил Лешка и погладил мою лодыжку, одарив необидной насмешливой улыбкой. — Никто тебя не съест, Айрис.
Я лишь неопределенно дернула плечом, сражаясь с могучим приступом замешательства, и вцепилась пальцами в многострадальное полотенце. Нет, себе я в общем нравилась, и трезво оценивала свои силы: вернуться в стройность пятилетней давности вряд ли получится, даже если запишусь в спортзал и буду там пропадать с утра до вечера. Диету точно соблюдать не получится, практически же ж единственная радость в жизни осталась, вкусно покушать. Да и не настолько сильна моя сила воли, чтобы заставить себя впахивать до седьмого пота, питаясь по часам салатиками и кусочком индейки, одним на весь день. Ну не зожница я, не зожница. И не виновата, что мужикам нравятся стройняшки с тонкой талией и накачанной попой.
— Эй, не надо так сердито сопеть, Айя, — весело отозвался Даня, и я почувствовала, как он аккуратно убрал с моего лица выбившуюся прядь волос. — Все нормально, правда.
Легко ему говорить. Но пока вроде и правда никто не собирался набрасываться, просто… Ну, просто как-то слишком быстро это вот сближение, и хотя я предполагала нечто подобное, все равно оказалось для меня неожиданным нарушение моих границ. Не неприятным, нет, однако мне требовалось время, чтобы привыкнуть. И все-таки, я малодушно не открывала глаза. Минут десять мы сидели в парилке, когда я почувствовала, что пора на выход, и с некоторым облегчением слезла с полки и пошлепала на воздух. Холодная вода не прельщала в качестве контраста, поэтому я просто вышла на улицу, совсем не ощущая прохлады, от кожи пошел пар. Постояла, довольно жмурясь, потом вернулась — парни решили воспользоваться бадьей с ледяной водой, шумно отфыркиваясь и ухая. Мелькнула мысль о прохладном душе, но пришлось бы снять полотенце, и… Да, я отмела ее. Потом. Может быть. Когда наберусь храбрости.
Мы сделали еще несколько заходов, на мое символическое прикрытие больше никто не покушался, и я расслабилась. Завязался непринужденный легкий разговор, решили сделать перерыв и переместились в бильярдную. Признаться, я напряглась, ожидая предсказуемого предложения сыграть на желание, но ребята приятно удивили и предложили просто погонять шары. Опрометчиво я не стала снимать полотенце, так и оставшись в нем, хотя можно было и на халат сменить, однако как-то не подумала. Чем кое-кто и воспользовался…
Я только наклонилась, сосредоточенно нахмурившись и прицеливаясь — в бильярд года четыре не играла, Настька и Толик, к сожалению, по боулингу больше, мне же сбивать кегли не очень нравилось, в этом мы с подругой расходились. И тут это случилось: Даня, до этого расслабленно сидевший в кресле, вдруг совершил стремительный бросок и дернул край моего символического прикрытия. Конечно, полотенце свалилось, я резко выпрямилась, обернулась, издав невнятный возглас, и попыталась поймать, возмущенно рявкнув:
— Даня.
Он с тихим смехом увернулся, а я тут же наткнулась на взгляд Леши, внимательный, изучающий и очень нервирующий. Лицо тут же полыхнуло жаром, я задохнулась от всплеска эмоций и остро почувствовала несовершенство собственного тела. Первый порыв выбежать и хлопнуть дверью задушила на корню, выпрямилась, пожала плечами, стараясь ни на кого не смотреть, и развернулась к двери.
— Ладно, я в дом, — бросила и направилась к выходу, старательно подавляя желание обхватить себя руками.
Спина превратилась в деревянную и прямую доску, я всей кожей чувствовала, как меня разглядывают, и рот наполнялся горечью. Ну да, не красотка, знаю. Теперь и они знают тоже. Я быстренько схватила вещи, закуталась в халат и, махнув рукой, так и потрусила в дом по дорожке, решив, что не успею за пару минут замерзнуть. А вот на пороге меня догнал Леша, придержал дверь, дождался, пока я войду, и мягко отобрал одежду, небрежно бросив на кресло. Потом приобнял и настойчиво потянул к дивану, ближе к камину с тлеющими углями, и я мельком отметила, что на нем уже тоже халат.
— Ну чего ты опять, Айрис? — ласково выдохнул на ухо, усаживая спиной к себе и обнимая двумя руками. — Что не так, м, трусишка?
Я глубоко вздохнула, пытаясь сдержать дрожь — и от близости Леши, и от такой быстрой смены событий, облизнула внезапно пересохшие губы и порадовалась, что он не видит мое лицо. Наверное, если бы не глинтвейн и немножко пива, как-нибудь бы избежала прямого ответа, но тут само вырвалось.
— Я толстая…
Около уха раздалось тихое фырканье, и от щекотки я невольно поежилась.
— Не толстая, а женственная, — поправил уверенно Леша, его губы легко прошлись под ухом, отчего я едва не ойкнула, сметенная неожиданно яркой волной ощущений. — И у тебя все свое. Такая мягкая, уютная, так и хочется подержаться, — его голос упал почти до шепота, и по телу снова прокатилась волна теплой дрожи, затаившись внизу живота вполне определенным чувством. Подушечки его пальцев легко, едва касаясь, провели по изгибу шеи, погладили ключицы, видневшиеся в вырезе халата, и мое напряжение возросло, с губ сорвался прерывистый вздох, и по коже рассыпались щекочущие мурашки. — Не представляешь, как надоели эти сушеные воблы, вечно сидящие на диетах и тягающие железо в зале, — продолжил изливать душу Лешка, пока его пальцы все так же порхали по открытому участку моего тела, не пытаясь, однако, стянуть махровую ткань или забраться под нее. — Ты умная, красивая, живая, настоящая, и искренняя, не пытаешься играть никакие роли или притворяться кем-то, кем не являешься.
Признаться, столько комплиментов, да еще таких увесистых, я в жизни не слышала. И главное, не банальное же "твои глаза как звезды, а губы как лепестки", или что-нибудь похожее. Я окончательно растерялась, не зная, как реагировать, тело плавилось от таких простых прикосновений, и сердце скакало галопом, как взбесившаяся лошадь. Эмоции сорвались с цепи, внутри все дрожало, а натянутые нервы вибрировали, как струны под пальцами опытного музыканта.
— Неужели никто тебе этого не говорил? — шепнул Леша, его пальцы легко скользнули по ложбинке и тут же вернулись обратно к ямочке, подразнив и оставив чувство смутного разочарования.
— Ровесников я не интересую, — пробормотала, не сводя взгляда с пляшущих языков пламени — очень хотелось повернуться и посмотреть в глаза собеседнику, но я слишком хорошо представляла, чем это может закончиться. И малодушно оттягивала этот момент, хотя не сомневалась, что он таки наступит. — Им подавай молоденьких газелей, чтоб в их глазах выглядеть мачо и мужиками. А меня не интересуют солидные дядечки, которым больше интеллектуальные беседы и домашние тапочки интересны, чем нормальные отношения. Как-то так… — я замолчала, тяжело дыша и вцепившись в халат, слова закончились, остались только ощущения.
— Знаешь, а я рад, — признался Лешка, прижавшись к моему виску щекой. — Что ты пришла две недели назад к нам, и мы познакомились. Пусть эти дураки гоняются за глупыми пустышками, смотрящими только в их кошелек. Ты мне нравишься… И Даньке… Это главное…
Сердце пропустило удар, я на мгновение забыла, как дышать. Не привыкла к подобной откровенности, точнее, очень давно оная не вызывала во мне таких эмоций. Раньше интерес или раздражал, или пугал, но не заставлял тело вспыхивать жаром, голову кружиться от близости, а фантазию ударяться во все тяжкие, демонстрируя мне всякие пикантности без малейшего стыда. И вот это вот давно забытое волнение, горячее, сладкое, хмельное, смывало весь наносной цинизм и горький опыт, все недоверие и прочую шелуху. Я медленно-медленно повернула голову, с трудом проталкивая вязкий воздух в горло, спиной чувствуя, как Лешино сердце бьется так же тяжело, как мое.
