Он мысленно попросил Сельму и Алекса простить его за то, что он сейчас сделает, и стал потихоньку сползать со стены в парк, примериваясь, как бы спрыгнуть с наименьшей высоты. Его остановил приглушенный вскрик:
— Что вы делаете? Стойте!
Он замер на месте и посмотрел в сторону леса, откуда донесся голос. Из-под елей показалась приземистая фигурка.
— Хальфред! Это вы?
— Я. Слезайте оттуда! Надо уходить.
— Нет. Хальфред, я вижу свет в одном окошке. Там Бриско, и я должен идти туда.
— Вы с ума сошли! Брит погибла. Они бросили ее в овраг, полный скелетов. Я ее видел. Хотите тоже туда? Слезайте, говорят вам!
Человечек говорил уверенно и твердо. Казалось, пережитые испытания преобразили его. Он вскарабкался по приставленному к стене суку и протянул коротенькие ручки, словно готовясь подхватить Бьорна.
— Слезайте, я сказал! Не сходите с ума!
— Вам не понять, — сказал Бьорн. — Я должен идти. Я не могу иначе. А вы уходите! Встретимся на Малой Земле!
— Нигде мы не встретимся! — рявкнул Хальфред. — Они убьют вас и сбросят в овраг. На Малой Земле вас ждут — забыли? Жену-то с сыном пожалейте, какого черта!
Бьорн не знал, что сказать. Сердце у него разрывалось пополам. Как бы он ни поступил — все равно разорвется. Хальфред, вытянувшись изо всех сил, достал-таки до него и, исчерпав все доводы, взял его руку и крепко сжал. Некоторое время они оставались в этом положении, безмолвные и неподвижные. Потом карлик снова заговорил, на сей раз тихо и мягко:
— Бьорн, если вы туда пойдете, вы погубите себя, а его потеряете уже навсегда, и вы сами это понимаете. Послушайте меня, слезайте с этой стены. Ну же… Давайте…
Бьорн в последний раз поглядел на огонек свечи в том окошке. В глазах стояли слезы, мешая смотреть. Да, он решился уйти, но он не уйдет, не подав хотя бы знака. Пусть Бриско, по крайней мере, знает, что отец не бросил его.
— Сейчас иду, — сказал он Хальфреду. — Вы правы. Я иду.
Потом он набрал побольше воздуха и закричал что было мочи, не страшась всполошить замок и его обитателей:
— Бри-и-ско-о-о!
Протяжный жалобный зов разорвал ночную тишину.
— Бри-и-ско-о-о!
Залаяли собаки.
— Тише! — взмолился Хальфред. — Перестаньте! Пошли!
Только тогда Бьорн соскочил со стены, и оба бегом кинулись в лес. Скрывшись под деревьями, они пустились наутек и бежали без оглядки, пока совсем не выбились из сил и не уверились, что их уже не догонят. Еле переводя дух, они повалились у подножия большой ели.
Бьорн был немного как пьяный — давало о себе знать опьянение уцелевшего, то, что ощущает человек, пройдя по краю пропасти: «Я остался жив!» Однако к этому примешивалось другое чувство, тяжелое и трудноопределимое: чувство, что он что-то упустил, как-то сплоховал. Он повиновался голосу разума, но, Боже правый, до чего же горьким оказалось повиновение.
— Я хочу сказать вам спасибо, Хальфред, — сказал он, когда немного отдышался. — Думаю, вы спасли мне жизнь.
— Я тоже так думаю, — отвечал Хальфред. — И я хочу поблагодарить вас за то, что вы дали мне такую возможность. До нынешнего дня я никогда никому не спасал жизнь, а это очень приятное ощущение, можете мне поверить. Поистине…
— Что «поистине»?
— Поистине сегодня ночью я сам себя не узнаю!
Только тут Бьорн заметил, что в облике человечка что-то не так.
— Вы потеряли свою хардангерфеле?
— Да, в овраге. Но не беда. Если честно, вы хоть раз слыхали, чтоб кто-нибудь играл хуже меня?
Бриско ушел к себе с тяжелым сердцем. От песенки про сани Йона, такой знакомой и милой, на него нахлынула ностальгия. Ему хотелось остаться внизу и еще послушать, но Герольф заставил умолкнуть маленького музыканта, а потом и вовсе прогнал. А Волчица снова подошла к дверям, но не позвала его, как в первый раз — «Подойди поближе…» — а наоборот: «Уже поздно, иди спать…»
Он зажег свечку у маленького окошка, выходящего на зады. Лег, укутался в одеяло. С тех пор как его похитили, он стал много спать. Сон был его прибежищем — страной забвения, где ничто не гнетет.
Разбудил его какой-то шум. Удары, приглушенные вскрики. Похоже было, что на лестнице какая-то драка. Он испугался и не решился выглянуть. Немного погодя пришел Хрог и сел сторожить, как в первую ночь.
— Что это был за шум? — спросил Бриско.
— Да ничего, — отозвался страж, — просто жирный Рорик напился и буянил на лестнице. Спи.
Совсем уже поздно ночью Бриско приснилось, что отец зовет его: «Бри-и-ско-о-о! Бри-и-ско-о-о!» Два раза. Это был далекий зов, протяжный крик любви и отчаяния, прорвавший туманы его сна. Он проснулся, как встрепанный, и увидел, что Хрог мирно храпит на своем стуле. Он встал с постели. Свеча почти совсем догорела. Он выглянул в окно, выходящее на парк. Где-то там лаяли собаки. Потом подошел к маленькому окошку в задней стене. Отсюда только и видно было, что темные вершины елей, качающиеся на ветру. Он снова улегся, а голос отца все отдавался у него в голове и в сердце.
14
Красное небо
У госпожи Хольм была одна странность, вполне, впрочем, невинная: она любила иногда оставаться в Королевской библиотеке Малой Земли после закрытия. Поскольку она была душой этого места — во всяком случае, самой давней и самой безупречной сотрудницей, — ей предоставили такую привилегию. Знали об этом очень немногие.
Начальник охраны, который уходил последним, запирал одну за другой все наружные двери и оставлял маленькую даму совсем одну в огромном здании.
И вот она могла разгуливать, где захочет, наслаждаться любой книгой, какая приглянется. Она устраивалась в зале, который назывался «лазарет» и от которого у нее был ключ. В этом служебном помещении хранились книги, подлежащие реставрации. Больше всего госпожа Хольм любила рассматривать миниатюры. Она подолгу просиживала над каждой страницей, любуясь сияющими красками и тонкостью рисунка. А то сидела и читала какую-нибудь сагу в полной тишине, нарушаемой только шелестом страниц, и ей казалось, что автор сквозь века доверительно обращается прямо к ней.
Существовало ли где-нибудь еще в мире место, где было б собрано столько бесценных книг? Вряд ли. Сидеть в одиночестве среди всех этих сокровищ было ее счастьем и гордостью.
Однако после похищения Бриско Йоханссона прежней радости не стало. Хотя в случившемся не было ее вины, она не могла не упрекать себя. Мальчик вошел в библиотеку радостно и доверчиво. Она впустила его — а выпустить обратно не смогла. И Александер больше не приходил. Она понимала, какой он пережил удар. Чем бы все ни обернулось, библиотека так и останется для него местом, где он потерял брата.
