— Вас, милостивая государыня, когда на работу брали, предупреждали, что с представителями службы безопасности не спорят? Вы, видимо, редкостно непонятливы. Вас, Верчеза, предупреждали тоже, и не так давно, можно было бы запомнить, — потом повернулся к Маурицио. — А ты каким боком к этим недоумкам затесался?
— Лодовико, ты чего? — вытаращил тот глаза.
— А ты думал, что раз мы с тобой в карты играем, то тебе всё можно?
— Да что я сделал-то такого?
— Даже если и не сделал ничего, — мерзко усмехнулся Лодовико. — Оказался рядом с людьми, которые сделали то, что им лучше бы не делать.
— Но вы ничего не докажете. И никаких отпечатков вы не найдёте, — злорадно сказала Джулиана.
В этот момент дверь открылась и зашел Себастьяно Марни собственной блестящей персоной.
— Что за мрачные лица? — он был радостный и довольный, впрочем, он был такой все время с момента возвращения из-за океана.
И Варфоломей подозревал, что причина совершенно не в поездке.
— Да рехнулись люди совсем, раз под Новый год взялись пакостить, — буркнул Лодовико.
— Насколько сильно напакостили?
— Да пока ничего такого, что нельзя поправить. Но изо всех сил делают вид, что они тут не при чём, а предметы сами по столу ходят, — Лодовико взял за углы обе переставленные карточки и показал их Марни.
— А вы не знаете, что среди нас есть люди, которые на слух отличают ложь от правды? — лучезарно улыбнулся Марни, но в его голосе прорезались некие новые нотки.
— Да ну, так не бывает, — хмыкнул Росси.
— Я тоже так думал, — кисло усмехнулся Лодовико. — Что, прямо сейчас и начнем?
— Почему нет? Я сейчас пойду, отыщу нужного человека и сформулирую запрос. Потом этот человек постоит за дверью и послушает, и скажет, кто виноват. А что делать, мы уже сами потом решим, — Марни продолжал улыбаться, но радость и легкость исчезли из голоса бесследно. — С кого начнем? Господин Верчеза, с вас? Или с вас, госпожа Уильямс?
— И что со мной будут делать? — она была разом и возмущена, и испугана.
— Да ничего особенного. Посмотрят на вас, послушают, — Марни смотрел прямо на нее и уже не улыбался.
— Не смотрите на меня так! — взвизгнула она.
— Не вам это решать. Пойдемте.
— Куда? — она окончательно испугалась.
— В другую комнату, где нам никто не помешает. Вы ведь очень желали отправиться со мной в какую-нибудь комнату еще так недавно? — он недобро сверкнул глазами.
Варфоломей подумал, что пригласи вот так Марни его самого, он и то не решился бы пойти, а тут дура-девчонка…
— Нет! Я никуда не пойду! Да, это сделала я, но придумал все вот он, — она показала на Филиппо, а он, — кивнула на Маурицио, — стоял, смотрел и смеялся! Да, я подумала, что это классно, потому что все воспитанные и не будут скандалить при кардинале, а сядут туда, куда написано! И все! Что вам, жалко, что ли? — и заревела.
Громко, а слезы прямо ручьём хлынули.
— Господи, спаси нас всех от идиотов, — пробормотал Варфоломей. — Господин Верчеза, забирайте девушку и ведите успокаивать. Маурицио, брось дурить, сядь и не отсвечивай. Лодовико, ставь карточки на места. Себастьяно, все в порядке, никого убивать не нужно. Я ничего не забыл?
Филиппо увел рыдающую Джулиану.
— Я что-то правда не подумал, шутка зашла слишком далеко, извините, — пробормотал Росси и тоже выскользнул наружу.
Варфоломей подошел к Себастьяно и положил руку ему на плечо.
— Всё нормально, правда. А идиоты есть везде и всегда.
— А мы-то зачем? Как раз для того, чтобы в нашем маленьком уютном мире этих идиотов не было!
— Разберемся. Где дамы? Где Шарль?
— Элоиза пошла чем-то помочь твоей реставраторше, про других не знаю, — пожал тот плечами.
И тут появилась Элоиза.
— Что происходит? — нахмурилась она с порога.
— Уже все хорошо, — улыбнулся ей Варфоломей.
И обомлел. Нет, этого не может быть! Надо рассмотреть поближе.
— Монсеньор, я оставила вас на четверть часа в совершенно ином состоянии. Что случилось? — она подошла к нему и обеспокоенно осмотрела.
— Все в порядке, сердце моё, — сказал он тихо, но монах услышал — потому что близко подошёл.
— Элоиза, дайте-ка рассмотреть вашу прическу… Это именно то, о чем я думаю?
— Да, — она просияла улыбкой. — Это именно оно. У меня, наверное, было такое же лицо, когда я воочию увидела эту штуку.
— И скажите же, откуда это у вас?
— Рожественский подарок, — она снова улыбнулась.
— Понимаю… Да, вы способны вдохновить на такой подарок. Вы потом разрешите мне осмотреть эту вещь? Очень уж любопытно.
— Конечно, — она взяла под руку Себастьяно.
Тем временем в столовую приходили новые и новые гости. Вернулся Маурицио. Потом вернулись Филиппо и Джулиана, барышня уже не ревела, но смотрела на всех волком. И в первую очередь — на парочку из двух начальников. А потом вошел Карло, а с ним…
21. После каникул
* 40 *
Элоизе было плохо. Она искренне не понимала, что именно с ней происходит — состояние не было похоже ни на традиционный сосудистый криз, ни на простуду, ни на какие другие теоретически возможные сбои в работе организма. Ей вот просто на ровном месте было плохо. Голова кружилась, она никак не могла сосредоточиться, при попытке встать из-за стола темнело в глазах. Кофе не спасал, таблетки тоже. Но до конца дня было необходимо доделать работу, поэтому она сидела в кабинете, неотрывно смотрела в экран и делала то, что должно, но очень медленно.
Когда она, наконец, сохранила файл и посмотрела на часы — то те показали половину восьмого. Нельзя так работать, честное слово. Особенно на второй неделе после каникул. Первую-то вообще все были сонные, добрые, в фотографиях и воспоминаниях. Нет, работали, конечно, но без фанатизма. А вот сейчас уже пришлось местами как раз с тем самым фанатизмом.
Элоиза задумалась — выпить ли еще кофе, или уже идти к себе, переодеваться и ужинать? За этими раздумьями её застал стук в дверь, а потом в кабинет осторожно проникла голова Кьяры.
— Ой, донна Эла, вы еще здесь? Тогда я начну убираться с вашего соседнего кабинета. И с приёмной.
— Заходи, я уже закончила. На самом деле думала, пить кофе или ужинать идти. Хочешь кофе? — Элоиза сама не знала, зачем позвала Кьяру на кофе.
Они никогда не разговаривали, просто здоровались, да и всё. Элоиза разве что благодарила за уборку и вежливо спрашивала, как в целом дела. Кьяра смущалась, отвечала, что всё хорошо, и бежала дальше.
