— Что Владленов передал тебе в записке, — с ходу сшибаю спесь с Дубровского, начиная с главного.
— То, что может разрушить твою жизнь, — мигом отвечает, и я, зло уставившись на него, нахмурилась. Что? Дубровский в своем уме?
— Прости, что ты сказал? — с недоумением гляжу на него, облокотившись о стол. Он развел руками по обе стороны, будто совершенно не понимает, о чем мы говорим. — Ты издеваешься сейчас надо мной? — не унимаюсь, пристав. Дубровский тут же опустил взгляд на вырез в моей блузке. И я проследила за ним. Твою мать! Шумно вздохнула, потому что во всей красе представила свою грудь его взору. Но, я продолжила: — Ты должен вернуть мне записку, прямо сейчас, иначе я… — но он не дал мне договорить, резко вскочив, так же облокотился кулаками о стол и впился взглядом в меня. Глаза в глаза, ощущая его горячее дыхание на своих губах.
— Иначе, что, Виктория? — лукавит, а затем обходит стол и встает напротив меня совсем в нескольких сантиметрах. В ноздри ударяет аромат его духов, смешанных с его собственным запахом, и, кажется, я постепенно уплываю в мир иллюзий, где вновь Дубровский овладевает мной. Закрыв глаза, я попыталась сконцентрироваться, но было трудно, когда мужчина стоял рядом и уже прикасался к талии крепкими ладонями. Костя притянул меня к себе, и как бы я не хотела его ласк, сама прильнула к нему, обнимая мужчину. Он ответил, поглаживая меня по волосам. Прижал к себе, уперевшись носом в висок, глубоко вдыхает, будто так вновь запасается ароматом меня самой. — Я попросил тебя, довериться мне, — его голос тихо вибрирует. Костя чуть отстранился от меня, чтобы заглянуть в глаза мне, а я пыталась увильнуть, но он не дал. Дубровский ухватил мое лицо за подбородок, облизнулся и я повторила за ним, всматриваясь в тень его глаз. Как искра электризует каждый атом кислорода, создавая вокруг вновь наш личный купол желанной страсти.
— Я пыталась, — шепотом отвечаю, продолжая завороженно смотреть на него. На скулах мужчины заиграли желваки, потому что Костя был недоволен до неприличия. Нахмурился, а потом наклонив голову, прикоснулся в легком поцелуе, завладевая мной и даже не спрашивая моего разрешения. Я таяла в его крепких объятиях, совершенно позабыв зачем вообще пришла. Отдавалась вся ему, вкладывая в поцелуй всю любовь, что испытывала и не могла просто так вырвать из сердца, а потом беспощадно растоптать. А вот Костя мог, и он неоднократно это демонстрировал, особенно несколько дней назад. Эта мысль буквально прожгла мой мозг и я, оторвавшись от него, отскочила, будто ошпарилась. Дубровский не ожидал и тут же схватил меня руку, снова притянул к себе и уже с силой обрушился с поцелуями. Если раньше они были нежными, то теперь, я вижу, как он сам вливает в них все свои переживания, желая показать, что я ему дорога. Сметнув со стола бумаги и прочие предметы, усадил меня на него и встал между моих ног, продолжая натиск на губы. Он ухватил обеими ладонями меня за лицо и стал буквально вытягивать душу, а я не сопротивлялась. Напротив, сама стала стягивать с него пиджак и рвать рубашку. Пуговицы отскочили на паркет, отдаваясь характерным звуком о пол. Резко рванула с него ткань, и та треснула по швам на плечах, а Костя только зарычал, укладывая меня на спину. В его глазах плясали чертята, и он лукаво ухмыльнулся, опаляя своим дыханием мои груди. Сопротивляться? Или отдаться? Я стала вести борьбу сама с собой, только он словно слышал мои мысли и не опускался ниже. Я почувствовала бедром его возбужденный член, готовый ворваться в мое естество, и все-таки мужчина не спешил, наслаждаясь каждым мгновением. Прогнувшись в пояснице, я застонала, не в силах сдержать нарастающее напряжение внизу живота. Клитор начинал пульсировать, стоило Дубровскому оголить мою грудь и начать баловаться с каждым соском.
— Костя, — выдохнула его имя, впиваясь ногтями в мощные плечи мужчины. — Что ты делаешь? — голос срывается до хриплости, а он вновь награждает своим затуманенным взглядом, будто преобратился в дьявола.
— Занимаюсь любовью, — издевается надо мной, прекрасно зная, что мы фактически превратились в любовников. — Я не притронусь к тебе, пока не услышу согласия, Виктория, — опять лукавит, продолжая вколачиваться в меня, показывая, как жаждет оказаться во мне на всю длину. Наш петтинг продолжается несколько минут, как и мои мучения прокричать, что я согласна прямо сейчас отдаться ему, наплевав на все остальное.
— Ох… — вырвался гортанный звук наслаждения, и я испытала оргазм, выгибаясь еще сильнее в его объятиях. С закрытыми глазами я испытала гамму непередаваемых чувств, и они настолько пронзили мои нервные клеточки, что, не вытерпев такого напряжения и расслабления одновременно — заплакала. Костя мигом прекратил свои пытки и поднял меня, усадив к себе на колени. Обнял, пока я содрогалась в конвульсиях от переизбытка эмоций, которые обрушились на меня за последние несколько недель. Поглаживал по плечу, целуя и успокаивая. Он разделял со мной минуты, которые превратились в нечто откровенное, будто я раскрыла перед ним всю свою душу. Уткнувшись носом в его теплую грудь и ощущая запах мускуса, вновь облизнула иссохшие губы, желая его поцелуев. Я стала зависимой им, и он это прекрасно понимал.
— Мы поговорим с тобой, но только при одном условии, — чуть отстраняет меня от себя, чтобы я смотрела ему в лицо. Наверняка по нему проскочило сотни эмоций, потому что вновь меня ставят перед фактом выбора, не давая путей отхода. Затаив дыхание, согласно кивнула, чтобы он озвучил свои условия. — Ты переезжаешь ко мне — это раз, ты становишься моей сабмиссив на полных условия — это два. И никаких тайн друг от друга. Принимаешь ли ты такое предложение, Вика? — его черные глаза пронзали насквозь, наводя на мысль, что еще чуть-чуть, и я потеряю весь свой рассудок, ответив Косте взаимностью…
Глава 24.
Как только с моих губ сорвалось тихое «да», Костя мигом обнял меня, прижимая к своей груди насколько это возможно. Я ответила взаимностью, утопая в его аромате мускусных духов, смешанных с ним самим. Закрыв глаза, впитывала каждое мгновение, которое мы вдвоем разделяли в данную секунду. Дубровскому было наплевать, что я ворвалась вероломно в его кабинет и прервала важные переговоры. Мужчина уткнулся носом в мою макушку, оставляя поцелуи.
— Костя, — обращаюсь к нему, чуть отстранившись от теплой груди Дубровского. Он протяжно промурлыкал, искреннее и довольно улыбаясь в ответ. — Почему ты не сказал мне тогда, в комнате, что уже вы с моей матерью заключили договор? — каждое слово дается мне с трудом. И вроде был задан вопрос, а в воздухе повисло уточнение очевидного. Я снова переживала тот день, когда Дубровский оказался в моей спальне, где мы раз и навсегда переступили границу. Вот только вновь на его условиях, ведь, знай я, что он уже женат, то отказалась. По крайней мере, я бы попробовала ему противостоять и дать отпор своим же чувствам к нему. Мужчина заерзал, и я ощутила своим бедром его слегка возбужденную плоть. Мне претит, что даже в такой обстановке я желанна для него. Ухмыльнувшись, он потер свободной рукой подбородок, пытаясь увильнуть от ответа. И если он попытается сгладить его, я точно взорвусь, как и то, что во мне постепенно вскипает лава, смешанная с такой дозой гнева, что сама себя боюсь.
