— Сколько вам, небось уже сорок? — спрашиваю я в притворном ужасе.
— Сорок три, — отвечает он скорбно, и я делаю вид, что эта цифра приводит меня в натуральный шок.
— Боже мой, какой кошмар!..
В общем, если он и ставил своей задачей развеселить меня и отвлечь от мыслей о Карике — у него это прекрасно получилось.
Белецкий довозит меня до универа и, порывшись в бардачке, вдруг протягивает две бумажные полоски:
— Это пригласительные на вечерний спектакль. Можете сами прийти, можете отдать кому-нибудь.
— Спасибо вам, — я улыбаюсь до самых ушей, обрадованная этим внезапным подарком. — Ни за что никому не отдам! Обязательно приду!
Уже предвкушаю, в каком восторге будет Лёлька — разумеется, именно она и составит мне компанию в сегодняшнем походе в театр. Сам Белецкий пригласил!.. Да она умрёт от счастья.
— Ну, тогда до встречи! Берегите себя, — он подмигивает на прощание и уезжает.
А я, направляясь в сторону своей alma mater, по инерции всё ещё рассеянно улыбаюсь и не подозреваю, сколько новых “сюрпризов” готовит мне сегодняшний день…
39
Первый облом ожидает меня уже на лекции — Лёльки нет.
Это что-то новенькое… Несмотря на внешнюю взбалмошность и кажущуюся беззаботность, моя подруга совсем не легкомысленна: она весьма серьёзно относится к учёбе и крайне редко пропускает пары без уважительной причины.
Прячу телефон под столом, чтобы преподша меня не спалила, и набираю сообщение:
“Ты где? Почему не в универе?”
Ответ заставляет меня ещё больше насторожиться:
“Проспала! Первый раз в жизни проспала!”*
Та-а-ак… Интересно, и по чьей же это вине? Кто не дал Лёльке выспаться? Почему-то мне кажется, что я знаю ответ.
“А что случилось? — пишет она, не дождавшись моей реакции. — У тебя что-то срочное? Думаю, ко второй паре я успею подъехать”.
“Жду! — отвечаю я. — Имей в виду, у меня на тебя сегодня грандиозные планы!”
Узнав, что я располагаю двумя билетами в театр и личным приглашением самого господина Белецкого, Лёлька, недоверчиво зажмурившись, несколько секунд просто оглушительно визжит. Хорошо, что это происходит не в аудитории во время занятия, а на перемене. Однако восторг в подружкиных глазах заметно утихает, когда она обращает внимание на время начала спектакля: девятнадцать ноль-ноль.
— Блин, — произносит Лёлька в замешательстве. — Это точно сегодня?
— Точнее не бывает, — я пожимаю плечами. — А что не так?
Подруга мнётся, не зная, как сообщить мне неприятное известие, и я догадываюсь, что она сейчас “сольётся”.
— Видишь ли, — Лёлька отводит взгляд, — Рус пригласил меня вечером в кино, а потом мы идём в ресторан…
Я молчу. А что тут можно сказать? Вполне понимаю Лёльку. Если бы мне пришлось выбирать между походом в театр в компании подруги (ну и пусть в главной роли в спектакле задействован потрясающе красивый и талантливый, но всё же посторонний мужик) и свиданием с нравящимся мне парнем — я, несомненно, предпочла бы второе. Могу ли я в таком случае винить Лёльку за то, что она хочет провести вечер с Русом, а не со мной и Белецким?!
— Ну ладно, — пытаясь скрыть разочарование, говорю я беззаботным тоном. — Постарюсь найти себе другую компанию на вечер… Так значит, вы с Русом встречаетесь?
При этом вопросе Лёлькино лицо принимает блаженно-счастливое выражение, и она взахлёб начинает рассказывать мне о том, как они целую ночь напролёт катались по городу — оказывается, у Руса есть мотоцикл, и это было так романтично и так волнующе!..
Одна половина меня искренне радуется за Лёльку, другая — самую чуточку завидует и одновременно пытается прикинуть, кому сплавить второй пригласительный. Можно было бы, конечно, наплевать на условности и вообще отправиться в театр одной, но будет очень обидно, если билет пропадёт.
Лёлька, невольно чувствуя свою ответственность за эту маленькую накладку, изо всех сил пытается помочь мне разрулить ситуацию и внезапно предлагает:
— Пригласи маму… или бабушку! А что, хорошая идея! Когда Евдокия Тимофеевна в последний раз была в театре?! А тут, к тому же, сам Белецкий!.. — с пафосом изрекает она.
Я задумываюсь. А почему бы, собственно, и нет? Бабушка — так бабушка. Она и в самом деле тысячу лет не выбиралась из дома, чтобы культурно развлечься.
— Ты правда не обижаешься? — спрашивает Лёлька, виновато шмыгнув носом. Я смеюсь и крепко обнимаю подругу.
— Дура, что ли? На что мне обижаться?! Я страшно рада за тебя, особенно если у вас с Русом всё серьёзно.
— Не знаю… — тянет она неопределённо, но губы её уже расплываются всё в той же идиотски счастливой, широченной, потрясающе довольной улыбище. — У меня от него просто крышу срывает! Он такой… такой… — Лёлька не находит подходящих слов и в порыве чувства просто молча трясёт в воздухе сжатыми кулачками.
— Ужасно за тебя рада, — повторяю я. — Уверена, что у него крышу срывает не меньше!
В течение дня Карик пытается звонить мне ещё несколько раз, и я, поколебавшись, всё-таки заношу его номер в чёрный список. Проблема временно решена, но что прикажете делать на работе? Не могу же я вечно бегать от него и прятаться по углам… Ощущения не самые уютные, и я впервые всерьёз задумываюсь о том, что, если Руденский не прекратит терроризировать меня своей “любовью”, мне придётся уйти с радио. Чёрт, чёрт, чёрт, я совершенно не хочу увольняться! Но… так дальше тоже продолжаться не может.
Эта головная боль не даёт мне покоя, поэтому, завернув в собственный двор, я не смотрю по сторонам и не замечаю ничего вокруг. Подхожу к тяжёлой железной двери и уже начинаю автоматически набирать код, как вдруг меня словно толкают в спину. Быстро оборачиваюсь и вижу, что на лавочке возле подъезда сидит… Илья.
___________________________
*Знаменитая цитата из фильма “Служебный роман” (1977)
40
НАШИ ДНИ
Илья, сентябрь 2019
Удачно, что Мариша сама заговорила со мной. Я до последнего опасался, что не смогу её узнать, когда увижу. Пришлось, конечно, подстраховаться: я нашёл её аккаунт в сети и досконально изучил последние фотографии — цвет глаз и волос, причёску, одежду. Это не давало стопроцентной гарантии (и причёску, и одежду, и даже цвет волос девушки меняют очень часто), но всё-таки вселяло в меня больше уверенности.
