— Поймал! — задыхаясь от радости, как астматик над апельсином, выкрикнул он, связываясь с мошенником. — Ну, и у кого таки руки волосатее?! Ха-ха-ха!
— А-а-а-а! — заверещал гибнущий стажер, когда клубок начал бешено вращаться, накручивая на себя новые витки пряжи, становясь все больше, все толще и солиднее.
— Вот так поглощают конкурентов! — с уважением произнес кот, наблюдающий эту беспощадную кровавую расправу. — Вы страшный человек, клубок!
Поглотив конкурента, клубок некоторое время крутился как глобус — большой, тяжелый, толстый, солидный.
— Видели все, да, — довольный, проговорил он, останавливаясь и качаясь, как толстяк, неуверенно держащийся на ногах. — Теперь я монополист! Фирма «Пейсахович и сыновья»! Волшебный туроператор: с нами вы совершите путешествие своей мечты!» Вот теперь и беспокоиться не о чем. Желаете изловить свою убежавшую жижу? Таки идем со мной, я покажу где она прячет свои шекели! Она все же осталась дома, там обитает и творит свои пакостные делишки. Или предпочитаете Кощея Трепетовича догнать? Но они еще в пути, не скоро прибудут…
— Маняша! — подвывал кот в радостном нетерпении. — Решайся! Сейчас мы тебе весь огород перьями засеем, и будет нам всем счастье! Давай, кстати, попробуем последнее стратегическое оружие Марьи Моревны. Вдруг это нам даст бонус?!
Марьванна с сомнением извлекла из кармана своего походного платья, повидавшего больше маскхалата бывалого снайпера, бутылку.
— Думаешь, выпить это? — спросила она. Кот горячо закивал.
— Моревне помогло это Кощея привлечь, — заметил он. — И тебе должно помочь. Вдруг полюбит тебя, и бегать никуда не придется?
— По-моему, наоборот все должно быть, — заметила Марьванна скептически, — чтоб он влюбился-то. Может, она Кощея этим опаивала? Там, небось, спирт медицинский.
— Готов испытать на себе, — мужественно предложил кот. — Наливай!
Прозрачная жидкость полилась в освободившуюся рюмку. Горыновна, унюхав резкий алкогольный запах, кругами обеспокоенно забегала по барной стойке.
— Цыц, мелочь! — важно сказать отважный, как камикадзе, кот. — Желудь дай, Маняш!
Кот взобрался на стойку бара, сел на окорока, как прима из театра Куклачева, и взял лапами наполненную рюмку. Клубок вытаращился, Марьванна замерла, Горыновна облизнулась всеми тремя пастями.
В этот момент двери с грохотом раскрылись, словно по ним наподдали пинка, в помещение ворвался свет и правоохранители.
— …Работает ОМОН!!
Несчастные трансвеститы, которые до того бродили в поисках утраченных частей гардероба и вставных голливудских зубов, словно бесплотные тени в землях Аида оглашая своими горестными стонами мрак, с грохотом рухнувшей поленницы снова попадали мордами в пол. Черные люди с оружием наполнили зал, как черти — глубины ада. Горышынша с писком нырнула в спасительный карман. Кот злобно ощерился.
— Которые тут завязали драку?
Лысый и ушастый Кацман опасливо поднял интеллигентное лицо от пола и шепчущим, как шпионский голос шорох в кустах, быстрым говорком ответил, указывая на Марьванну:
— Вот эта вот, с котом.
Генка, человек служивый, поведения предателя Кацмана не одобрил. Задрав перепачканное в пыли лицо, он выкрикнул в темноту:
— Крыса! — и был грубо заткнут тычком в шею.
Блюстители порядка были бесстрастны и равнодушны, как ангелы смерти.
— Гражданочка, пройдемте. На вас поступило заявление. Котика своего тут оставьте — и идем.
Под берцами бойца, двигающегося к Марьванне, неумолимо хрустели трансвеститские зубы и мелкие украшения. Фигура бойца внушала трепет и дышала уверенной надежностью. Балаклава вселяла ужас в сердца. Стального цвета глаза могли согнуть в дугу американского шпиона одним взглядом и гипнотизировали, словно желтые очи Каа — бандерлогов. Глядя в эти глаза, Марьванна безо всяких документов сообразила, что перед ней капитан Тихонов, и испытала непреодолимое желание заложить руки за спину и проследовать за ним до отделения. Даже в наручниках.
Однако, на кота эти штучки не действовали. Скаля пасть, он, удерживая в лапе рюмку, с хрустом прикусил спелый желудь и прищурил янтарного цвета глаз, вступая в противоборство-гляделки с Тихоновым.
Тихонов был непоколебим. На своем веку он повидал немало аферистов с дрессированными котами, мужьями, и инопланетянами. Его сложно было напугать взрывами и нельзя было смутить тайными беременностями и прочими романтичными историями. Но когда кот злобно ощерился и мявкнул человеческим голосом, глаза капитана Тихонова полезли на лоб.
— Никому не мешаю, — шипел злобный кот, выкладывая козыри, — починяю примус!
Тихонов побледнел так, что стал просвечивать сквозь камуфляж. За спиной его послышался грохот вторично упавшей поленницы.
— Маняш, — скомандовал кот, протягивая рюмку Марьванне, — некогда экспериментировать. Давай сама!
Стальные глаза закатились, ноги резвые Тихонова подогнулись, и он упал без чувств, как голодающая институтка, к ногам Марьванны.
— Маняша, живо давай!
Желуди с прилипшим на них жароптицевым пером кот ссыпал с балаклаву обморочного Тихонова и завязал узлом, пока Марьванна колебалась.
— Маня, они очухаются сейчас! — мявкал кот, таща в зубах тяжелый узелок. — Быстрее!
Марьванна часто и тяжело дышала, как Мария Антуанетта на плахе. Хотелось надышаться впрок, а еще больше хотелось жить. Неизвестного происхождения жидкость плескалась в рюмке, подмигивая Марьванне веселыми бликами, и казалось, что призраки Борджиа обступили барную стойку и потирают истлевшие ручки. Это все могло кончиться ничем хорошим.
Одна только Горынышна не выказывала никаких тревожных знаков, напротив — она была возбуждена, будто электрон в адронном коллайдере и активна аки ртуть. Крутя толстой жопкой, косолапя и шлепая жирненьким хвостом, нетерпеливо нарезая круги по барной стойке, она облизывалась всеми тремя пастями, и в глазах ее, обращенных к Марьванне, тлело вожделение, словно атомный пожар в Хиросиме.
— Ну, — сдалась трусливая Марьванна, — на, пробуй! Только одной пастью!
Однако когда речь шла о топливе, Горынышна не слушала гласа разума Марьванны, заглушенного мощным гласом природы. Как только рюмка оказалась возле нее, мелкая ящерица нырнула в нее всеми тремя головами, оставив снаружи только зад и дрыгающиеся ноги, словно русская синхронистка-чемпионка. Раздалось торопливое «буль-буль-буль», как будто в бассейне с синхронным плаванием открылась течь. Мелкое огнедышащее поглотило топливо в один присест и теперь жадно полировало толстыми раздвоенными языками рюмку изнутри. И плохо ей не делалось. Даже наоборот.
Сыто рыгая, Горынышна уселась на хвост, томно облизываясь, как гурман-гедонист, переваривающий пуд вкусной пищи. Ее раскинутые лапки подрагивали, все еще во власти импульсов наслаждения. Странные всполохи пробегали по ним — словно жар по рдеющим углям. Мелкая розовая Горынынша на глазах темнела, становясь алой, как артериальная кровь, размазанная по золоту. На головах ее, младенчески-круглых, вдруг прорезались хищные высокие гребни, точь-в-точь как у панка времен Советского Союза. Хвост отрос, зазмеился кольцами, конец его завершился изящной острой стрелкой. Крылья расправились и грозно захлопали. Задница мелкой Горынышны стала еще толще, чем у Ким Кардашьян, и кот, молча наблюдая эту трансформацию, максимально округлил и без того круглые глаза.
