— И мама… поверила вам? — выдавила Зоя.
— Я же была ее сестрой, ее старшей сестрой, которая заботилась о ней. А он — богатый мужчина, изменяющий своей жене. Она знала, что до нее были и другие, думаю, она втайне боялась, что он не сможет перестать волочиться за юбками, как бы сильно ее ни любил… А я как раз подцепила какую-то кишечную палочку, и она думала, что меня тошнит из-за беременности. Да, она поверила мне, потому что я подтвердила все ее сомнения, все ее худшие страхи. Я помню, она сказала: «Я должна подумать» — и ушла из дома на улицу. Ее сбила машина. Джина не сильно пострадала — только порезы и ушибы, а вот ребенок… ребенок Стефаноса…
— Вы хотите сказать, что у моей мамы был… выкидыш?
— Она была слабой, — продолжала тетя Меган. — Позволила его ребенку умереть. Если б она была сильной, как я, такой незначительный инцидент не имел бы значения. Я бы подарила Стефаносу детей, меня бы не волновало, что они были бы ублюдками. Но ее волновало. Джина же всегда была такой правильной. Она винила себя за то, что любила его, ждала, что будет за это наказана. — Тетка злорадно улыбнулась — И я наказала ее.
Зоя ощутила ледяной холод, по телу пробежала дрожь.
— Что она сказала, когда поняла, что вы не ждете никакого ребенка?
— Я сказала ей, что это была ошибка, но в следующий раз уж точно постараюсь. — Она захихикала, как девчонка. — Она и этому поверила, убедила себя, что он хочет меня больше, чем ее. — Тетка покачала головой. — Она так страдала, что даже заболела, перестала читать его письма; а он писал и писал… Ни слова мне — только ей, хоть я и делала вид, что тоже получаю письма. Потом Джина уехала, нашла работу и встретила другого. Он тоже любил ее, и она успокоилась. А потом у нее появилась ты. Идеальная семейка, и я ненавидела ее за это. — Тетка выпрямилась. — Я снова поехала на Танию. Увидела Стефаноса около его дома, сказала ему, что всегда любила его, что буду для него всем, чем он захочет, сделаю все, что он захочет. Кажется, я даже встала перед ним на колени… но он не заметил. По-моему, он даже не понял, что я сказала. Только хотел спросить о ней. и… о своем ребенке. Вначале я собиралась рассказать про выкидыш, потому что хотела причинить ему такую же боль, какую он причинил мне. Но потом до меня дошло, что он будет страдать больше, думая, что у него есть ребенок, которого он никогда не увидит. И я сказала, что у Джины родилась маленькая девочка и она вышла замуж за другого, так что у его ребенка будет отец. А еще я сказала, что она больше не хочет его видеть.
— Как вы могли? — спросила потрясенная Зоя. — Как могли разрушить две жизни?!
Потому что я первая увидела его. И он должен был любить меня, а не ее. — Меган снова заплакала. — Все всегда любили ее. Даже когда я вышла замуж, муж считал, что она чудесна. А теперь его нет и ее нет. — Миссис Арнольд взглянула на смятую газету и тихо застонала. — И моего Стефаноса тоже.
— О чем вы говорите? — хрипло выдохнула Зоя.
— Он умер, — проговорила женщина бесцветным голосом. — Скоропостижно. Сердечный приступ. Я прочитала об этом в газете. Я навсегда потеряла его. — Тетка снова принялась раскачиваться.
Зоя развернула газету и погрузилась в чтение. Статья была довольно длинная и начиналась с его похорон, которые прошли в Афинах предыдущим днем, всего лишь через сорок восемь часов после его смерти. В статье перечислялись коммерческие достижения Стефаноса Драгоса и говорилось, что руководство компанией теперь перешло к его сыну. Также добавлялось, что предстоящее слияние с компанией Мандрассиса вскоре будет завершено.
Складывая страницы, Зоя вдруг увидела фотографию Андреаса. Она помещалась в колонке светской хроники, где коротко рассказывалось о новом президенте компании: «Когда-то известный „прожигатель жизни“, молодой и красивый Андреас Драгос, в последние два года отошел от своего образа плейбоя. Его предстоящий брак, без сомнения, обеспечит ему дополнительную стабильность».
Дверь открылась, и вошла миссис Феррис с подносом.
— Чайник испортился, пришлось кипятить воду в кастрюле. — Она бросила на Меган встревоженный взгляд. — С ней все в порядке? Что случилось?
— Она понесла тяжелую утрату, — мягко пояснила Зоя, взглянув на неподвижную фигуру.
Чуть позже пришел врач, потом приехала «скорая», и тетю Меган увезли в частную клинику.
Зоя заплатила миссис Феррис, навела порядок в гостиной, затем еще раз прочла обе статьи.
Все произошло так быстро — Стив был похоронен через два дня после смерти. Даже если бы она знала, едва ли успела бы на похороны. Да и какое право она имела там быть? Вряд ли Кристина Мандрассис обрадовалась бы ее появлению; а журналисты наверняка захотели бы знать, кто она такая и какое отношение имеет к покойному…
Девушка аккуратно сложила газету и взяла в руки большой фотоальбом. Там были снимки из детства матери и тетки, их школьной жизни, много фотографий Джины: на велосипеде, в море, на дереве. И везде она открыто улыбалась — девочка, доверяющая жизни и своей старшей сестре, которая запечатлела все эти счастливые моменты и которая потом предаст ее и растопчет ее сердце.
Зоя медленно переворачивала страницы и наконец добралась до каникул на Тании. Каждый снимок был датирован и подписан. Если бы она изначально знала точную дату их пребывания на острове, то сразу сказала бы Стиву Драгосу, что не может быть его дочерью, потому что родилась восемнадцать месяцев спустя. И тогда они с Андреасом могли бы свободно любить друг друга.
А теперь Зоя одна, а ее любимый вот-вот вступит в брак по расчету. И никто из них не будет счастлив.
Девушка отложила альбом и пошла искать кусок фанеры, чтобы заколотить дыру в двери. Когда все было сделано, она вызвала такси и поехала домой.
Когда-то — целую вечность назад — она собиралась поужинать. Зоя поднялась по темной лестнице к своей квартире и пошарила рукой в поисках выключателя. Лампочка вспыхнула, осветив мужчину, прислонившегося к ее двери.
Зоя зажала рот рукой, узнав Андреаса. Он шагнул ей навстречу. Андреас был серым от усталости, но тень его прежней улыбки изогнула губы, и он раскрыл объятия.
— Matia mou, моя любимая.
Зоя пробормотала что-то нечленораздельное и бросилась к нему.
Андреас жадно прижал ее к себе, и их губы встретились. В его поцелуе не было нежности, губы были горячими, страстными и чувственными и требовали в ответ того же.
Он распахнул ее мокрый плащ и принялся ласкать через тонкую шерстяную ткань ее грудь. Девушка застонала от жгучего наслаждения, желая большего. Оба задыхались от страсти.
— Твой ключ, agapi mou, — хрипло потребовал Андреас, — или я овладею тобой прямо здесь.
Кое-как они отперли дверь и ввалились внутрь, на ходу срывая с себя одежду.
Андреас опустил девушку на диван и принялся целовать ее тело горячо и неистово. Язык обжигал ей грудь, превращая набухшие соски в пламя, руки ласкали живот, опускаясь вниз к трепещущим бедрам. Андреас что-то шептал на своем языке, его пальцы продолжали эротическую игру. Зоя изогнулась и почувствовала, что последние крупицы самообладания ускользают от нее. А потом вдруг все тело у нее будто взорвалось, погружая ее в такое невыразимое блаженство, что она задыхалась, смеялась и плакала одновременно от безумного счастья.
