По правде говоря, Черный Рыцарь был одним из самых красивых мужчин, когда-либо встречавшихся на жизненном пути Оливера де Марша. На голову выше всех в доках, с иссиня-черными волосами и гладкой, не покрытой шрамами оливковой кожей, столь характерной для южан, к коим сэр Хартмут и относился. Его усы блестели, словно смазанные маслом. Возможно, так оно и было, подумал де Марш. И синие глаза. Купец никогда не видел человека с синими глазами и такой темной кожей. К тому же столь невероятного оттенка синевы – темно-синие, как лазурит.
«Черт побери, я снова пялюсь на него».
Де Марш поклонился оруженосцу.
– Пожалуйста, месье, передайте своему господину, что его желания будут исполнены, а также заверьте его в том, что эти люди еще ни разу не уронили лошадь.
На мгновение сэр Хартмут посмотрел торговцу прямо в глаза.
– Лучше бы им не начинать с моей, – заметил гигант. Вместо безумия или надменности в его темных очах читалось веселье. – Этьен, спроси еще у нашего капитана, пока он проявляет к нам интерес, насколько хорошо вооружены его матросы?
– Я бы не нанял человека, который не умеет сражаться, – заявил де Марш, отмахнувшись от оруженосца. – С каждым годом этруски становятся все неистовее. Они не хотят, чтобы мы плавали по Великому Хурану. – Он замолчал и снова отвесил поклон де Вье. – А еще передайте своему господину, что все мои люди хорошо вооружены: у каждого имеются кольчуга, шлем, меч и пара копий; у большинства есть нагрудники из новой стали.
Толстые губы сэра Хартмута растянулись в усмешке.
– С тремя округлыми кораблями и моими рыцарями я постараюсь преподать этим этрускам отличный урок. Нас ждет славное приключение, Этьен.
– Да, милорд, – как-то вяло отозвался оруженосец.
ДЛИННЫЕ ОЗЕРА – СТРАНА ТЫКВ – НИТА КВАН
Дни покидали деревню в темноте; на востоке едва забрезжили первые оранжевые всполохи рассвета. У каждого воина было по два ведра из бересты с дужками из еловых корней. Они почти ничего не весили, и мужчины привязали их к своим копьям, перекинули луки и колчаны за спины, насыпали в сумки по пять пригоршней пеммикана[19] и табак, чтобы покурить, когда им приспичит посетовать на своих жен. У каждого имелось по одеялу. Обычно с воинами отправлялись и женщины, но не в этот раз.
Мужчины выбегали из деревни под предводительством Ота Квана, а женщины собрались и голосили или выкрикивали прощальные слова, напоминая ирков погожим летним утром – масса задушевных напутствий, большей частью едких. Жена Питера причитала, что он оставил ее вынашивать ребенка в одиночку, а супруга Се-хум-се кричала, что она уже чувствует себя опустошенной, такой опустошенной…
Под их громкий хохот отряд выбежал из деревни.
Выбежал быстро.
И темпа уже не снизил. Мужчины, отправившиеся с Ота Кваном, знали, кто он и кем хочет стать. Он не скрывал своего желания вновь называться военным вождем. Все эти люди сражались рядом с ним, разукрашенные словно демоны, против погонщиков и толстокожих, и всем было известно, что матроны поговаривают о войне с хуранцами на востоке – еще одним племенем пришедших из-за Стены, обуреваемым опасными идеями и жаждущим новых земель.
За несколько месяцев, проведенных среди сэссагов, Питер понял, что этот народ имеет столь же сложную социальную организацию, как и все остальные. Например, когда его соотечественники готовились к войне, немногочисленная каста воинов в каждом племени усиленно тренировалась. У сэссагов почти все мужчины и немало женщин были воинами, но они никогда не утруждали себя тренировками. Или, вернее, любое их действие было своего рода тренировкой. Они постоянно бегали, а ходили пешком разве что по деревне. Каждая охота представляла собой подготовку к войне, а каждая война помогала отточить навыки охоты. Ведь охота в землях Диких уж очень походила на военные действия. Так же, как и сбор меда.
В первую ночь, будучи полон сил, Питер соорудил из речной глины невысокую печь и испек в ней кукурузный хлеб. Остальные раздобыли кроликов и белок, так что воины отлично поужинали. Никто не стал расходовать пеммикан. Молодой мужчина – кузен его жены по имени Айен-та-нага – склонился над ним и усмехнулся.
– Говорят, твой хлеб стоит того, чтобы прийти и отведать его, – заметил он. – Клянусь задницей Тары, как хорошо называть тебя двоюродным братом!
Айен-та-нага засмеялся. Остальные мужчины закивали. Раньше Питера никто не благодарил за стряпню, но теперь все поменялось. Став полноправным сэссагом, он снискал хоть и странную, но вполне заслуженную славу. Нита Кван, Дающий Жизнь, повар. Чертовски хороший повар.
На второй день пошел дождь, и Питер промок и замерз. Ему не доставляло удовольствия спать вповалку среди других мужчин, но ничего иного не оставалось. С каждым разом он все больше привыкал к этому: Питер выспался лучше, чем ожидал. Когда он встал, все так же моросил дождь. К счастью, небольшой костер, на котором вчера жарили мясо, до конца не потух. Он и двоюродный брат его жены подбросили в огонь хвороста, чтобы остальные могли немного насладиться теплом. Воины заварили и выпили чай, помочились на костер, а Ота Кван велел угрюмому юнцу по имени Гас-а-хо нести котелок, и тот нехотя подчинился.
Питер остановился рядом с парнем и посоветовал:
– Вымой его и положи в свое ведро. Будет намного легче.
Юноша поджал губы, взглянул на Нита Квана и, пожав плечами, бросил:
– Ладно.
Позже, когда бежал рядом с бывшим рабом, юнец заявил:
– Ты прав. Так намного легче. Завтра я сам вызовусь нести его.
Питер знал, что от него ждут веселого смешка, но просто кивнул.
– Хорошо. Знаешь, чем больше ты трудишься, тем меньше дерьма тебе поручат.
Дальше Гас-а-хо мчался в молчании.
Они бежали весь день. К вечеру Питер порядком устал, но все же гордился собой – когда он впервые присоединился к сэссагам, круглосуточные забеги едва не доконали его. Теперь же он понимал их необходимость. И все равно продолжал ненавидеть.
Ночью лило как из ведра, поэтому устраивать кухню не было смысла. Ота Кван отправил двоих самых старших мужчин обследовать горный хребет слева от них, на севере, и они обнаружили пещеру. На самом деле то был скорее скальный грот, нежели пещера, и сначала оттуда пришлось прогнать обитателей – стаю койотов. Пока мышцы остывали после бега, воины собирали хворост, а потом сын шамана одним движением ладони разжег костер. Едой им послужил пеммикан. Питер любил пеммикан, остальные же вздыхали и жаловались.
Утром они снова побежали на запад. Над руслом реки стелился туман, низкие облака проплывали над головами, но дождя не было. Благодаря невероятной удаче Питер подстрелил оленя: прислонившись спиной к дереву, он мочился на склон холма и вдруг увидел вышедшую из укрытия олениху. Ему хватило времени, чтобы завершить начатое, натянуть на лук тетиву, наложить на нее стрелу и наблюдать, как животное простодушно остановилось в неглубоком овраге прямо под ним. Он видел, как олениха нюхает воздух, без сомнения, напуганная запахом его мочи. Стрела воткнулась ей между лопаток. Животное упало замертво, даже не успев отпрыгнуть. Воины похлопали Питера по спине и похвалили.
