Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
– И ты развалила мою... – тихо, почти неслышно сказал Андрей.
Мы сидели в «Макдоналдсе», нам обоим было больно. Наши раны еще не затянулись.
– Ну, вот и поговорили, – после тягостного молчания проговорила я. – Думаю, достаточно.
– Да, ты права. Так как насчет квартиры?
– Никак. Это единственное, чем я действительно дорожу. Я бы отдала тебе деньги, если бы ты согласился подождать. Сколько ты хочешь?
– Сто тысяч долларов. И у меня почти нет времени ждать! – твердо проговорил Андрей.
Я ахнула.
– Сто штук?! Да откуда у меня такие деньги? И вообще, ты с ума сошел. Она же вся столько стоила!
– Значит, нет?
– Нет. Ни за что. И даже не думай! Бред какой-то, – разозлилась я.
Ну, понятно, если бы он захотел двадцать. Или тридцать. Ну, может, тридцать пять. Мне пришлось бы занимать на фирме, выплачивать несколько лет. Зато я осталась бы с квартирой. Но сто штук? Откуда он взял такие цифры?
– И что же мне делать? Продавать ее ты тоже не хочешь? – растерялся Андрей.
Вокруг нас постоянно менялись люди, они поглощали еду со своих тарелок, жмурились от удовольствия, общались. Гул разговоров обтекал нас со всех сторон, а мы сидели, не в силах понять друг друга. Не в силах договориться, не в силах решить, кому достанется большая часть нашей разлетевшейся на куски лодки.
– Не хочу. Я уже продала мамину квартиру. И ничего хорошего из этого не получилось.
– Ну, тогда ты вынуждаешь меня идти на крайние меры, – с угрозой предупредил Андрей.
Я с веселым изумлением посмотрела на него.
– А ты думал, что я этого не поняла? Я уже знаю, что ты сотрешь меня в порошок. Что ж, вот тогда, но не раньше, ты дотянешься до того, чего так страстно хочешь. Ты, как любитель чистой науки, подозрительно жаден. Зачем тебе столько денег? Молодая жена нынче дорого обходится? А я тебе ничего никогда не стоила. Почему меня твоя мама так не любила, не понимаю. Шикарный вариант!
– Перестань. Ты ничего не хочешь понимать, – всплеснул руками Андрей.
Я встала со своего места и пошла к выходу. Андрей остался сидеть, разглядывая стол. Возможно, он сосредоточенно обдумывал план наступления. Странно, сейчас у меня были все основания ненавидеть его, но я чувствовала странное онемение в области сердца, как будто мне сделали наркоз, прямо туда, внутрь. Как укол адреналина, который делают, пробивая ребра. Я леденела. В моем сердце не осталось даже ненависти. Теперь там была пустота.
Я дошла до дома. Я осмотрелась по сторонам. И вдруг подумала, что если вот прямо сейчас не произойдет ничего, что могло бы меня остановить, я пойду и выброшусь из окна. Интересно, что будет после этого? Вся моя доля в квартире достанется Мишке. И его папа будет уже у него выцарапывать свою часть. Но главное, что интересно, наследственные дела открываются только через полгода. Значит, моя смерть как минимум на полгода отсрочит исполнение Андреевой мечты. И стоило оно того? Стоило ли мне сейчас обрывать нити, невидимо скреплявшие меня с этим миром, только чтобы Андрей еще на полгода застрял в том же месте? Он стоял на этом месте уже много лет. Возможно, он спокойно постоит и еще. Может, ему даже будет легче, потому что он будет знать, что меня больше нет.
Когда-то, ужасно давно, когда конструкторское бюро Андрея приказало долго жить, а его докторской диссертацией оставалось только обклеить туалет и любоваться в часы досуга, я чувствовала к нему такую сильную жалость, от которой у меня тоже леденело сердце. Он слонялся по квартире, из угла в угол, из конца в конец.
– Тебе надо отвлечься. Жизнь на этом не кончается. Ведь это всего лишь работа, – пыталась успокаивать я его.
– Ты считаешь? Ты можешь вот так спокойно говорить, что то, что я делал все эти годы, – просто работа? – язвительно спрашивал Андрей. За неимением иных оппонентов он спорил со мной.
Мне хотелось плакать и прижимать его к груди.
– Но надо же куда-то двигаться. Может, сходите с Мишкой в зоопарк?
– Сходите сами, – отмахивался он. – Я ничего не хочу.
– Это тоже неправильно. Мы же хотим тебе помочь. Может, завтра снова откроют это ваше КБ, и окажется, что ты зря тут на нас бросаешься.
– Оставьте меня в покое! – Андрей ничего не хотел слышать.
Если я слишком сильно доставала его, он хлопал дверью и уходил на улицу – неважно, ночь ли, день ли. Но возвращался он всегда выпивший. Это было для меня странно. Я всегда считала Андрея волевым человеком, способным к самоконтролю. Никогда не думала, что буду почти каждый вечер встречать его в коридоре, шатающегося и дурно пахнущего перегаром.
– Ты погибаешь! – сказала я как-то утром, после очередного загула, когда он не дошел до кровати и уснул в коридоре.
– Может, я этого и хочу?! – заявил он.
Я пожала плечами и ушла на работу. А Андрей просидел весь день дома, с мамочкой, которая утирала ему сопли и соглашалась с ним во всем. Самоотверженная женщина, она всегда была готова его поддержать. Но насколько же лучшим для самого Андрея было бы услышать: «Перестань раскисать, ты же мужик. Иди и подумай, чем ты будешь кормить семью!» К сожалению, на это Анна Сергеевна оказалась неспособна. Поэтому Андрей пил и жалел себя. Потом, много позже, я не раз думала, что это медленное самоубийство Андрея было равносильно мечтам маленького мальчика о том, как настанет время, все оглянутся и поймут, что его больше нет, и сразу расстроятся, пожалеют и позовут обратно, но будет поздно.
– Ты никогда уже не будешь ученым! – сказала я ему, когда он впервые напился в одиночестве, прямо у нас дома, на кухне. – Но неужели же ты вообще больше ничего не хочешь, кроме этой долбаной бутылки? Какой же ты слабак!
– Ты ничего не понимаешь! – ответил Андрей.
Впоследствии он многократно это повторял. В разных формах и на разные лады. И сегодня тоже.
Он так и не бросил пить, хотя и нашел некоторый баланс между собственным разумом и этой анестезией для самолюбия. Его позвали преподавать, и это было единственное, чем он согласился заниматься. Я радовалась, что он снова возвращается к жизни, хотя это уже нельзя было назвать прежней жизнью. Я радовалась, потому что относилась к Андрею как к больному ребенку. Чего с него взять, лишь бы дитя не плакало. И не мешало мне работать.
– Тебя ведь устраивает, что у меня все так плохо? – спрашивал он, заглядывая мне в глаза. – Я всегда могу забрать Мишку или сходить в магазин. Пока ты будешь пропадать на работе!
– Я не для себя это делаю! – отвечала я. Хотя понимала, что вру. Я делала это именно для себя. Но кто ж ему мешал измениться? Я, что ли? Нет, просто это очень легко – давить на жалость.
Вот я никогда не испытывала жалости к себе. То есть никогда до сегодняшнего дня. Потому что я думала, что нет на свете такого испытания, против которого я окажусь бессильна. Или, если быть еще более точной, мне казалось, что мир справедлив сам по себе, по определению. И раз он так все расставил по местам, выдав мне умного, помешанного на космосе мужа и сварливую, помешанную на сыне свекровь, – в этом тоже есть какой-то невидимый замысел. И надо только подождать, чтобы увидеть его. Распознать, сложив все пазлы по местам. Если есть проблема, будут и силы, чтобы ее решить.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
