ПРЕДИСЛОВИЕ
— Ты пришел позлорадствовать, Кондор? — послышался сердитый голос отца. — Тебе, по-видимому, доставляет патологическое удовольствие наблюдать за предсмертными муками своих жертв.
Девочка спала на широком подоконнике, спрятавшись за тяжелыми оконными шторами в отцовском кабинете, когда в комнату вошли двое. Она убежала сюда от няни, которая пыталась усадить ее за уроки. Ее привезли домой, потому что в закрытой школе, где она училась, вспыхнула эпидемия свинки, которую девочка тоже подхватила. То, что дома ее заставляли делать уроки, казалось ей ужасно несправедливым. Она действительно чувствует себя уже получше, но по-прежнему опасна для окружающих, а это значит, что болезнь еще не миновала. Должно же быть какое-то возмещение за то, что болеешь, решила она и нашла себе убежище там, где няня не додумается ее искать, — в папином кабинете. А потом она незаметно уснула, согретая теплым майским солнцем, лучи которого струились сквозь огромное окно.
Но долго спать не пришлось — она проснулась от сердитого отцовского голоса, который так не вязался с обликом этого обаятельного человека с мягкими манерами.
— Ты сам выбрал этот путь, Говард. — Человек, отвечавший отцу, говорил так тихо, что она едва слышала его, но тем не менее почувствовала какую-то силу в его голосе.
— Можно подумать, у меня был выбор, — прозвучал сердитый голос отца. — Ты же все у меня отобрал, Кондор. И мое дело, и дом и… Господи, ты, кажется, хочешь лишить меня даже гордости, окончательно растоптать, да? Такие, как ты, способны довести человека до чего угодно!
Робкая мысль о том, что надо бы выйти из-за занавесок и таким образом заявить о своем присутствии, мгновенно улетучилась, так же как и возникла. Папе наверняка не понравится, если он узнает, что она стала невольной свидетельницей их беседы. Когда же девочка поняла, что разговор этот не из приятных, ей и вовсе расхотелось вылезать. А то папа совсем расстроится. Несмотря на девятилетний возраст, она сразу поняла, что разговор идет серьезный.
Неужели Челфорд, дом, где она с самого рождения жила, принадлежит кому-то другому? Уж не этому ли незнакомцу, которого она все никак не может разглядеть?
Она попыталась выглянуть, слегка раздвинув темно-красные бархатные портьеры, но, боясь, что ее заметят, не посмела высовываться. Одно она определила безошибочно: от этого человека исходит какая-то неведомая сила!
Внезапно ей показалось, что он, словно почувствовав на себе ее взгляд, шагнул в сторону окна, и девочка испуганно затаилась в своем укрытии. Она с ужасом ждала, что вот-вот чья-то рука схватит ее и без всяких церемоний вытащит на свет Божий. Девочка боялась не няни, которая, конечно, будет ругать ее за то, что она увиливает от занятий, — ее страшил папин гнев. А вызвать его неудовольствие длящее страшнее, чем нянины упреки.
Однако дедушкины часы, стоящие возле стены, громко отсчитывали секунды, никто не пытался вытащить ее из-за шторы, и она снова тихонько задышала.
Опять послышался спокойный голос незнакомца, возражавшего отцу.
— Никто тебе руки не выкручивал, Говард, — бесстрастно произнес незнакомец. — Ты сам все устроил.
— Конечно, сам, — язвительно произнес отец. — Такому, как ты, ничего не стоит заманить в ловушку такого легковерного человека, как я…
— Тебя погубила твоя жадность, — перебил его незнакомец. — А теперь ты готов винить во всем кого угодно, только не себя!
Девочку душила ярость. Как посмел этот человек так разговаривать с отцом, которого она любит больше всех на свете? Ей ужасно захотелось выскочить на середину комнаты, пнуть наглеца и потребовать, чтобы он извинился перед папой, который умнее и прекраснее всех на свете.
Злость еще не успела подавить здравый смысл, когда она услышала отрезвляющий голос отца.
— Единственная моя ошибка в том, что я решил довериться тебе, — горько заметил он. — Убирайся отсюда, Кондор! Слышишь? — неожиданно усталым голосом проговорил он. — Челфорд еще не твой, он станет твоим только тогда, когда все страсти улягутся и юристы подтвердят твои права, а до тех пор тебе не место в моем доме. Убирайся поскорее, Кондор! — Он повысил голос. — И забирай с собой Дженнет.
Дженнет? С какой стати ее мачеха должна уходить с этим отвратительным типом, которого отец, судя по всему, терпеть не может? Все это совершенно не укладывалось в голове.
— Не нужна мне твоя жена, Говард, — угрюмо пробормотал незнакомец. — Дженнет меня никогда не интересовала.
— Что, уже отслужила свое? — насмешливо спросил отец. — Тогда пусть идет, куда хочет.
— Это ваше дело, — бесстрастно произнес мужчина. — Меня интересует только…
— Я знаю, зачем ты явился сюда, Кондор, — взволнованно прервал его отец. — И уже говорил тебе: ты забрал у меня все, но с домом тебе придется подождать. Утешайся пока мыслями о том, как он тебе достался. — Послышался скрип открываемой двери. — Я дважды просил тебя уйти, если мне придется сделать это еще раз, я позвоню в полицию и выставлю тебя силой. Как, думаешь, отреагирует на это пресса?
После этой откровенной угрозы несколько долгих томительных минут тянулась тишина, и девочка вдруг поймала себя на том, что снова затаила дыхание, теперь уже сама не зная почему. Она не поняла и половины из этого невольно подслушанного разговора, но почувствовала накал эмоций в отцовском голосе, когда он потребовал, чтобы человек, которого звали Кондор, немедленно покинул Челфорд.
— Отлично, — примирительно сказал незнакомец. Судя по звуку шагов, он направился к двери, которую отец все еще держал открытой. — Я бы хотел попозже вернуться к нашему разговору, Говард, когда ты будешь в состоянии рассуждать более здраво.
— А я надеюсь, — ответил отец, — что впредь ты будешь держаться подальше от меня и моей семьи!
Наконец мужчина, по всей видимости, вышел, потому что отец с нескрываемым раздражением захлопнул дверь, и комната погрузилась в зловещую тишину, которой, казалось, не будет конца.
Ей хотелось выбежать на середину комнаты, обнять отца и сказать ему, что человек по имени Кондор ей тоже противен и она не хочет, чтобы ее любимый Челфорд перешел в его руки; отец не должен допустить, чтобы этот ужасный тип явился сюда и начал здесь жить! Но если она выбежит, то станет ясно, что она подслушала разговор. Тогда от папиной снисходительности не останется и следа, он, безусловно, очень рассердится.
Нет, надо дождаться, когда отец покинет кабинет, а потом тихонько выскользнуть из комнаты. Приближалось время вечернего чая, и она не могла ждать слишком долго, да и желудок начинал требовательно урчать. Отец в этот час всегда выходил к чаю, который подавали в маленькой гостиной.
Теперь она слышала, как он начал ходить по комнате, потом сел за письменный стол и принялся что-то искать, открывая и захлопывая ящики. Внезапно наступила полная тишина; несколько минут девочка сидела так тихо, что от напряжения и страха заныли ноги.
