угодить в стремительно закручивающийся водоворот – и не суметь вынырнуть. Она и сейчас рискует, но куда меньше. Теперь она даже под присягой не сознается, что выдала Потапова, и останется жива и невредима, ведь она будет считать правдой внушённые воспоминания. Это её право – всё забыть и жить беззаботно, почти как прежде…
Входная дверь закрылась за ней с негромким, но безжалостно окончательным щелчком.
– Нешто обидел хозяин девоньку? – проворчал вынырнувший из ниоткуда Прохор. Чёртов домовой прямо-таки чуял, когда его хотели видеть меньше всего.
– Твоё какое дело? – буркнул Яр. Обогнув приземистую фигурку, он ворвался в полную тепла спальню и небрежным взмахом ладони заставил телефон перепорхнуть со стола к нему в руки. Ну, где может быть хитрый газетчик в ночь перед великим свершением?
– Какое-какое, – послышался от дверей надоедливый скрипучий голос. – Видала бы хозяйка – со стыда бы сгорела! Разве ж она такому учила?
– Помолчи минут десять, а?
– Я-то помолчу, а совесть молчать не станет!
– С ней как-нибудь разберусь! – рявкнул Яр. Палец застыл над кнопкой вызова. Не звонить же Верховскому, когда тут рядом завёл проповедь не в меру наглый домовой!
– Хозяин любви не ценит, – надрывно пожаловался Прохор. – Куда ж оно годится? Старый хозяин-то говаривал – людей, мол, любить нетрудно, а ты поди заслужи, чтоб тебя кто полюбил…
– Иди к себе в кладовку. Это приказ!
Не смея ослушаться, домовой развернулся и побрёл вон из комнаты. Мохнатыми ушами, широко расставленными в знак протеста, он по дороге цеплялся за стены и попадавшуюся на пути мебель. Взял моду обижаться. И из-за кого? Из-за женщины, которой плевать, жив Яр или нет… Или, леший знает, всё-таки не плевать, но до того ли сейчас! Времени и так исчезающе мало.
Выбросить из головы всю шелуху. Забыть хотя бы на сутки, пока всё не будет решено – в ту или в иную сторону. У него нет права этого не сделать.
Складывая в уме короткое ёмкое объяснение, Яр прижал к уху хнычущую гудками трубку.
LX. Хаос
– Ты остаёшься дома. Это приказ.
Зарецкий возмущённо замолк. Не нужно быть гением, чтобы угадать, какие мысли его обуревают: пусти меня в поле, начальник, это же я добыл сведения, я имею право участвовать! Жертва собственной молодости. Повзрослеет – поймёт, что кому-то надо и тылы прикрывать. Особенно после схватки с опасным нелегалом, наверняка изнурительной и очевидно неудачной. Потапова, если сведения подтвердятся, надо непременно брать живым.
– До моего распоряжения, до экстренной необходимости или до восьми утра, если я до тех пор не выйду на связь, – нарочито дотошно прибавил Верховский. – В последнем случае позаботься о том, чтобы тираж «Зеркала» не поступил в продажу.
– Понял, – помедлив, сказал Ярослав. Вот и умница, что понял. – Вы… зовите по связке, если что.
Верховский, не удержавшись, усмехнулся. Не хватает только пожелания беречь себя.
– Всенепременно, – солгал он и сбросил вызов.
Рассеянный свет, льющийся сквозь стеклянную стену вокзала, грязно-жёлтыми пятнами ложился на мокрый от снега асфальт. В гигантских синих табло, видимых даже с улицы, отражался нерушимый порядок. Полнокровные транспортные артерии не замирают ни днём, ни ночью; в постоянстве царящего здесь деловитого движения есть что-то успокаивающее. Пока, подчиняясь расписаниям, беспрепятственно грохочут по рельсам неповоротливые поезда, можно быть уверенным: никакой катастрофы не случилось.
А случится ли?
– Любые сигареты, будьте добры.
– Извините, не продаём.
– Тогда чёрный кофе.
Мельком глянув на прейскурант, он выложил на прилавок две сотенные купюры. Что дальше? С какого конца хвататься за поиски, кого звать на подмогу, как подготовиться?.. Уставший от снегопада сквозняк лениво задувал в щели между вокзальными постройками. Не исключено, что помощь вовсе не понадобится. Газетчик – не вояка, и вдобавок он не рассчитывает, что его выведут на чистую воду за пару часов до триумфа. На пороге торжества.
В первую очередь – проверить информацию. Ошибки обойдутся слишком дорого.
– Ваш кофе.
– Спасибо. Сдачи не надо.
Нужен Феликс. Он не связан присягой, а значит, не обязан блюсти букву закона. Начинать же надо, очевидно, с редакции «Зеркала» – и, следовательно, в одиночку. Верховский огляделся по сторонам; вокруг вокзала, пусть и не в пример тише, чем при свете дня, суетилась незатихающая жизнь: теснились желтобокие такси, люди рассеянно мёрзли на ветру или целеустремлённо волокли поклажу по расчищенным от снега дорожкам. Собрался защищать тайну сообщества – нечего самому её нарушать. Под разносящийся над площадью потусторонний голос информатора Верховский зашагал к парковке. В мыслях мало-помалу воцарялось отстранённое спокойствие.
Он хотя бы уверен, что с Мариной и Настей всё хорошо. До них не успеют добраться раньше, чем всё закончится – либо рухнет в пучину хаоса. Если рухнет, мало не покажется всем. Но пока ещё ходят поезда, а значит, дела не так плохи.
По соседству с его машиной стыли на крепчающем морозце брошенные хозяевами легковушки. Ни души кругом. Отличное место для пространственного прыжка. Верховский одним глотком допил кофейную горечь, сел в водительское кресло и устроил пустой бумажный стаканчик в держателе, чтобы не плодить без нужды беспорядок. Привычно проверил карманы. Закрыл глаза, сосредоточиваясь на хорошо знакомом кабинете.
Начинается. Или, леший
