— Всё, пошли отсюда! Некогда рассиживаться, времени мало.
— Так кто там сидит, Маврик? Я почему-то никак не унюхаю.
— Домовой это. Собаки их не чуют, люди не видят, а мы, кошки, можем с ними разговаривать.
— А собаки что — не могут? — Максу стало обидно.
— Вообще-то могут. Просто этот совсем ослабел, еле держится. Говорить толком не может, едва шепчет. Еще чуть-чуть, и совсем ему кирдык.
— Хорошо, что тебя Мавра не слышит. Сразу бы начала своё: «Что за выражения!»
— Не начала бы. Я это слово от неё и услышал. Да, его, кстати, Трифоном зовут.
— Домового?
— Ну а кого? Не меня же! Давай, лезь в дыру! Я за тобой.
Всю обратную дорогу Маврик молчал и о чём-то думал, топорща усы. Макс трусил рядом и соображал, что делать дальше.
— Ночью пойдём Трифона выручать! — выпалил Маврик.
Макс чуть не подскочил от неожиданности.
— Как?
— Заберем его оттуда к нам.
— На передержку или насовсем?
— Насовсем, конечно!
— Ты что! Помнишь, что было, когда Сашка Лорда привёл? Я думал, Мама-Таня их обоих выставит.
— Зря ты так думал. Кузнецовы так не поступают. А Трифон там погибнет. Понимаешь, домовой — он как кот. Чтобы жить, ему дом нужен.
— Собаке дом тоже нужен!
— Нужен, да не так, как коту или домовому. Собаке нужен человек, Хозяин. Вот тогда она Настоящей Собакой делается. А кошкам больше нужен Дом. Наш собственный, понимаешь? Люди там живут вместе с нами, мы их любим, да. Но Дом для нас важнее.
— Надо же… Вроде под одной крышей живём, а какие мы с тобой разные.
— Люди тоже все разные — и ничего, живут. Рядом с домовыми, собаками и кошками. А от домового и людям, и дому только польза. Вот сам увидишь. Трифон отдохнёт, отъестся, осмотрится — и за работу.
— А что он делать будет?
— За порядком следить… Смотри, смотри!
Смотреть Максу было не нужно — идущих навстречу собак он уже почуял. Хвост на всякий случай вежливо махнул пару раз вправо-влево.
— Здорово! — процедил белый пёс с чёрным пятном на морде, и нос у него красноречиво сморщился — так, что блеснули зубы.
— Привет! — тявкнул второй: поменьше, весь в клочьях рыжей свалявшейся шерсти.
— Добрый день! — вежливо ответил Макс, но хвост подсказывал, что ничего доброго не будет.
— Это ты наших кур гонял? — Пятнистый оскалился.
— Я не знал, что они ваши. Думал, это голуби такие…
— Ты чё, тупой? — перебил рыжий. — Никогда курицы не видел?
— Не видел. Я в городе живу, там куры не водятся.
— Фу-ты ну-ты, лапы гнуты… — издевался рыжий. — Курицу не видел, а с котом связался!
Макс оскалил зубы, и тут Пятнистый сильным толчком в плечо сбил его с лап.
— Не тр-р-рож-ж-жь! — зашипел Маврик, выгибая спину.
— Цыц! С тобой потом разберемся! — бросил Пятнистый.
Маврик взвыл не хуже пылесоса и вцепился ему прямо в морду. Макс извернулся, вскочил и тяпнул Рыжего за ухо. Тот с визгом бросился прочь, а Маврик драл своего противника когтями, добираясь до глотки.
— Держись! — гавкнул Макс и ухватил Пятнистого за ляжку.
— Все на одного, да? — Пятнистый извивался, стараясь сбросить с себя осатаневшего Маврика.
— Нет, все за одного!
Пятнистый вырвался и побежал вслед за Рыжим.
— Один за всех! — победно проорал Маврик. — Мр-р-ряу-у-у!
— Ну, ты даёшь! — сказали Макс и Маврик одновременно.
— Пошли домой, — Маврик боднул Макса в бок.
— Попадётесь ещё! — пролаяли сзади.
Макс повернулся хвостом к беглецам, несколько раз кинул землю задними лапами и сказал:
— Ну пошли.
Спасти домового Трифона
После ужина Маврик шепнул Максу на ухо:
— Сейчас за Трифоном пойдём! Щель в заборе я уже нашел.
Хвост сам по себе вильнул в знак согласия. А Маврик сел перед выставленными у двери кроссовками и задумался.
— Вот эти берем, запомни! Те, что с краю.
— Ты что, зачем нам кроссовки?
— Нам и одной хватит. Она со шнурками, видишь? А остальные на липучках.
— Маврик! Объясни, что к чему.
— Трифона будем перевозить — сюда, на новое место. Это тебе придётся, у меня не получится.
— Ты что, меня запрягать собрался? Так ведь я не ездовой пёс, не хаски какой-нибудь.
— Можешь ты не перебивать? — Маврик огляделся по сторонам. — Вон, смотри, деревяшка валяется. Возьми её в пасть, держи покрепче и слушай.
Макс хотел обидеться, но понял: Маврик прав. Неугомонная таксичья душа не даёт слушать спокойно, а время не ждёт, солнце давно село…
Деревяшка на вкус оказалась очень даже ничего.
— Понимаешь, домовых раньше из старого дома в новый в лапте перевозили — это обувь такая была. Можно ещё на венике, только я его здесь не нашел, да нам его и не утащить — тяжело, неудобно. Так что кроссовка сгодится. Берешь её в пасть, и идём туда, к Трифону. Он залезает внутрь. Потом идём обратно. Здесь его выпускаем. Вопросы есть?
«Точно как Самый Старший Кузнецов разговаривает!» — подумал Макс и выплюнул деревяшку.
— Есть! А ты что будешь делать?
— Трифона уговаривать. Он одичал, бедняга, не верит никому. Люди его бросили одного в доме. Ушли и не вернулись. Он их ждал, ждал, а потом усыхать начал.
— Это как — усыхать?
— Ну… уменьшаться, скукоживаться. Да ты не бойся, донесем. Домовые и так не тяжелые, а он теперь лёгонький совсем… наверно. Я бы и сам эту несчастную кроссовку отнес, да у меня пасть куда меньше. Мне её не утащить.
— Понятно. А откуда ты всё это знаешь?
— Матушка рассказывала. Да и мы, кошки, с домовыми родня. Своих бросать нельзя.
— Точно! Кузнецовы так не поступают. Договорились.
Маврик проскользнул в кухню и тут же вернулся.
— Пошли! Все чай пьют. Пока не будут ложиться спать, нас никто не хватится.
Максу стало страшновато. Но он вспомнил тихий плач в заброшенном доме и покрепче ухватил в пасть кроссовку.
— Тс-с-с! — прошипел Маврик. — Не стучи когтями! Давай за мной!
