Наверху показалась осторожно заглядывающая в яму голова Пендаля.
— Хозяин… Хозяин? Господин барон, вы там как? Живы?
— Жив, слава Христу, мой добрый Пажопье… О-ох… Отвела Пресвятая Дева, помогла… Помоги выбраться.
— Хвала Господу… А как?
— Тебе там сверху виднее. Веревку какую найди. Или дерево сруби. Тут стенки отвесные, самому не вылезти.
— Ваша милость, я видел тут неподалеку иву. Могу сплести лестницу из прутьев. Но это займет время…
— Во имя Господа, поспеши! Не забывай, в это самое время прекрасная Данунашка подвергается, быть может, страшным опасностям! Злая колдунья, чье черное сердце…
Он все еще продолжал вещать тоном, который Пендаль мог бы принять за пафосный, если бы уже чуточку не разобрался в характере господина. Ничего не поделаешь, такой вот хозяин ему достался. До ужаса благородный.
В общем, корзинщик не вслушивался, а что было сил заготавливал материал для лестницы. Он прекрасно понимал, кто именно окажется крайним, если рыцарь не успеет спасти свою даму. Да и терять крафт-итемы высшего грейда не хотелось. Кроме того… Ему очень нравился колобок. Которому Пендаль всю ночь пытался придумать заказанное иностранное имя. И нежно полюбил всей душой, когда понял, что того можно использовать в качестве чемодана.
Наконец, Пажопье решил, что прутьев и веток достаточно. Сел на краю ямы и, болтая пухленькими ножками, принялся за работу.
Почти все два часа, ушедшие на этот процесс, со дна ямы слышались воодушевлённые речи, перемежаемые молитвами и угрозами. Угроз удостаивалась в основном баба Гуля, но перепадало и на долю Пендаля.
Наконец, лестница была готова, закреплена и спущена. Константин взлетел по ней, будто по мраморной, и, не останавливаясь, помчался в ранее выбранном направлении.
— Пожалуйста, — грустно буркнул в пустоту толстячок, покачал головой и начал сматывать лестницу. Бросать вещь было жалко, очень уж хорошо получилась.
Полбу бежал сейчас хоть и быстро, но гораздо осторожней. Попасть в новую ловушку или тупо наткнуться глазом на сучок совершенно не хотелось. Оцарапанные и сбитые руки кровоточили. Он ведь не сидел на дне ямы. Пытался вылезти самостоятельно, не дожидаясь ивовой лестницы. И за эти пару часов сорвался раз пятьдесят. В результате, помимо рук, болел еще и копчик. А красная полосочка укоротилась на четверть.
Возможно, именно из-за полной сосредоточенности на тропинке и опасения снова навернуться барон не заметил, что по его пятам следует волчья стая. И даже не одна. Две стаи, но это нам с вами ясно, так как уровни волков были разные, а Полбу этот факт был ни капельки не интересен. Одна стая — совсем нубская, со средним уровнем двадцать, зато большая, не меньше, чем в полсотни хвостов. Вторая — всего дюжина особей, но средний уровень уже пятьдесят, а вожак, так и вообще шестьдесят пятый.
Волки практически одновременно, напали с двух сторон. Меч сам прыгнул в руку, и первый гордый серый зверь, лишившись передних лап, покатился по земле скуля, как побитая шавка. Разворот, удар, и отсеченная оскаленная голова второго, мячиком взлетает ввысь.
Константин огляделся и решил, что жить ему осталось совсем недолго. Лавина серых тел была уже буквально шагах в десяти от него и вот-вот грозила накрыть рыцаря с головой. Если бы не два первогодка, впервые взятых на охоту и горевших желанием выслужиться, он бы ничего так и не заметил, пока на стало бы слишком поздно. Оставалось лишь продать жизнь подороже… Полбу прыгнул и прижался спиной к дереву. Возможно, успею помолиться перед смертью, подумал Константин, и начал…
— Отче наш…
Дерево скрипнуло, наклонилось, обхватило Константина ветвями-лапами и потянуло вверх.
— … иже еси на небес-с-с-с-с-с-си-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и!!!
27. Батюшка Ставросий
Волки сидели под могучим кедром уже третий час. Облизывались и следили за дергающимся метрах в семи над землей обедом.
Конечно, рыцарь висел в безопасности. Вы, должно быть, думаете, самое время помолиться, дочитать «Отче Наш», призвать молнии… Ага! Щас! Возможно, очередной «Аминь» и разметал бы стаю, но одна из ветвей, скорее всего случайно, а может и нет, заткнула рот крестоносца огромной шипастой шишкой. Потому получилась ситуация поистине патовая. Ни одна из сторон не могла добраться до другой или хоть как-то навредить. Барон более-менее свободно шевелил только пальцами и ступнями. Он даже головой вертеть не мог — две ветви зафиксировали его пушистый череп, словно в тисках.
Не будь меч волшебным и не приклейся к ладони намертво — давно бы выпал. Все тело затекло и ужасно болело. Но рыцарь не ныл и не жаловался. И не только из-за шишки во рту. Хотя, большей частью, из-за нее. Но не таков Полбу, чтобы впадать в уныние. Его утешение и опора — вера, щит — непреклонность, защитник его — сам Христос. И крестоносец, в отличие от любого нормального человека, давно бы сошедшего с ума, расслабился и молился про себя. И даже немножко поспал.
Короче, вопреки здравому смыслу, за себя Константин не боялся вовсе.
Он немного беспокоился за Пендаля, как никак доверился человек, рассчитывает на покровительство. И несмотря на то, что официальный договор ими еще заключен не был, Константин чувствовал за кандидата в слуги ответственность. Барон за своих горой стоял и обижать никому постороннему не позволял. Всегда обижал лично, самостоятельно. Мог и прибить, и покалечить, но, если это позволяли себе другие — мстил страшно. Внушало надежду то, что за несколько часов, прошедших с момента его пленения кедром, Пажопье так и не вышел к стае. Не иначе Дева Мария стопы корзинщика в иное место направила. А то съели бы толстячка вместе со стопами. И лаптями на них.
Но более всего рыцарь переживал за… А вот и не за княжну. И даже не за колобка. А за свою репутацию в глазах Боромира и Дымова.
Почему?
С его точки зрения — Данунашка невинное дитя, и погибели этого чистого создания Господь не допустит ни под каким предлогом. Колобок — вообще существо хоть и непонятное, но вполне способное постоять за себя. Полбу уже давно сопоставил его визг и внезапную слабость дружинников.
Прослыть вором, тайно похитившим волшебный меч, не хотелось. Он собирался честно вернуть вещи старосты, еще до того, как Сумкин придет в себя. Но вот, закрутилось… И теперь совершенно не понятно, что делать и как до Боромира донести всю скорбь и нелепость случившегося с крестоносцем несчастья.
Константин висел, молча молился и думал. Периодически, когда белая полоска опускалась до нуля — спал, восстанавливая ее, снова думал. Красная полоска медленно, очень медленно, гораздо медленней белой, но тоже укорачивалась. Тела рыцарь уже не ощущал совершенно. Никакого дискомфорта, кроме душевного. Именно так, наверное, чувствуют себя ангелы, подумал крестоносец. Ну, что же, нужно привыкать. Скоро на небеса, а там, буде выбор, попроситься в ангелы-каратели. И срубить этот кедр к едрене фене мечом огненным.
