У парня были совершенно безумные глаза, а грива нечесаных седых волос делала его голову похожей на замерзшее солнце или типа того.
– Простите, что побеспокоила вас, – сказала Лорен.
– Так не пойдет, – ответил бомж. – У меня есть пара вещей, которые ты должна передать своему Богу, когда будешь молиться Ему в своем хорошеньком теплом домике с туалетом и полным холодильником еды, которой вы в жизни не поделитесь с бомжами вроде меня, потому что она стоит до хрена и слишком хороша для бомжей. Клянусь, вы скорее скормите ее собаке, чем мне.
– Простите, – твердила Лорен. – Простите.
Было, типа, даже забавно смотреть, как бомж побеждает Лорен в словесной перепалке, и, если честно, я был целиком и полностью на стороне бомжа, но Лорен выглядела такой пришибленной, что я не мог не вмешаться. Поэтому я подошел к бомжу и сказал:
– Я говорю от имени Американского общества атеистов. Мы верим в хаос, а не в Бога, а потому хотим поздравить вас с тем, что вы сумели осадить эту наглую христианку. В качестве награды мы хотели бы предложить вам двадцать долларов, которые вы можете потратить на покупку первоклассного сэндвича или еще как-то по своему усмотрению. Никаких ограничений.
Бомж с седой гривой волос посмотрел на меня как на полоумного, однако выхватил у меня банкноту и был таков.
– Ты ведь знаешь, что он просто купит алкоголь и наркотики, – сказала Лорен, тем самым жутко меня расстроив, потому что она ведь совсем не знала этого человека, уж не говоря о том, имеется ли у него проблема зависимости.
– Кажется, мы с вами раньше не встречались. Меня зовут Леонард Пикок. – Я протянул ей руку, включив на полную мощность богартовское обаяние.
– Я помню, как тебя зовут. – Лорен демонстративно проигнорировала мою протянутую руку, явно войдя в роль неприступной Бэколл. Но она казалась такой взвинченной, что я не обиделся. – Как думаешь, почему он так разозлился на меня?
Мне не слишком хотелось выслушивать доводы в пользу того, почему она заслужила словесную порку от бездомного, – ведь это вряд ли поможет моему делу, – поэтому я предпочел сменить тему разговора:
– Не стоит благодарности.
– Что?
– За то, что тебя больше не преследует разъяренный бомж.
– Ой, – отмахнулась Лорен. – Ничего страшного со мной не случилось бы. Бог меня не оставил бы.
– Может быть, именно Бог послал меня защитить тебя, – сказал я, решив взять на себя роль адвоката дьявола.
– Может быть.
– А Бог, случайно, не говорит тебе, что прямо сейчас ты должна выпить со мной чашечку кофе?
– Ты хочешь выпить со мной кофе? Почему?
– Мы могли бы еще поговорить о Боге, – решил подыграть я Лорен.
– То, что ты сказал тогда нам с Джексоном в церкви, было очень грубо с твоей стороны, – сказала Лорен.
– Я знаю, я знаю. Прости, – ответил я исключительно ради того, чтобы уговорить ее выпить со мной кофе, ведь она по-прежнему была вся красная после стычки с бомжом и выглядела настоящей роковой женщиной, явно нуждавшейся в спасении, поэтому я решил не думать о том, что слово «ловушка» было крупными буквами написано у нее на лбу.
– Я не собираюсь с тобой парковаться, – сказала она так серьезно, что я даже расстроился: по правде говоря, я уже вошел в роль Богарта и теперь практически исчерпал его приемы.
– Неужели прихожане в твоей церкви и в самом деле используют слово «парковаться» в качестве эвфемизма занятию сексом в машине? Я даже не умею водить машину.
– Если ты и дальше собираешься издеваться надо мной из-за того, что я хожу в церковь и верю в Бога, я откажусь пить с тобой кофе, мистер Атеист.
Меня здорово заело, что она обозвала меня мистером Атеистом, так как тем самым она поставила между нами нечто вроде стены, словно мои личные убеждения могут помешать нам стать друзьями, уж не говоря о том, чтобы когда-нибудь поцеловаться. Словно, как только я попытался в очередной раз высказаться, на меня снова наклеили ярлык и положили в коробку. Внезапно происходящее перестало казаться мне игрой.
Последствия, как говорит герр Силверман. Последствия.
И я решил плюнуть на свой план. По крайней мере, очень сильно постарался это сделать.
– Я не собираюсь издеваться над тобой, о’кей? Я просто хочу тебя понять. Может, заключим соглашение? Может, мы просто поговорим о том, во что верим, за чашечкой кофе, не пытаясь при этом изменить друг друга? Ну, что скажешь?
– Я не собираюсь тебя целовать.
– Ну, у тебя ведь для этого есть Джексон, так?
– И с Джексоном я тоже никогда не целовалась.
– А я думал, он твой парень.
– Я берегу себя для мужа.
– Бережешь себя?
– Ага.
– Значит, ты даже не можешь никого поцеловать, пока не выйдешь замуж, да?
– По крайней мере, не так, как ты представляешь себе поцелуи. Легкий поцелуй в губы или в щечку не в счет.
Должен сказать, тот факт, что она пока вообще нецелованная, меня почему-то ужасно взволновал. Сам не знаю почему. Может, меня привлекала невинность Лорен. Может, это напомнило о том, каким я был прежде, до того, как со мной случилась та нехорошая история.
– Ты должна мне чашечку кофе за то, что я избавил тебя от бомжа. Я знаю одно место прямо за углом. Ну как?
– Мы поговорим о наших религиозных верованиях. Ну, вроде как обменяемся взглядами. Идет?
– Идет.
А затем мы пошли в кафе, где были совершенно сумасшедшие огромные диваны различной геометрической формы: и треугольные, и ромбовидные, и круглые. Словно ты очутился в дневных яслях для гигантских младенцев.
Мы сели, и я заказал двойной эспрессо, потому что, по-моему, это было не только изысканно, но и круто, да и вообще эспрессо – единственный напиток в стиле Богарта, поскольку я не мог заказать джин или скотч. Лорен заказала мятный мокко, отчего снова стала похожа на маленькую девочку, что мне в ней всегда нравилось[49], поэтому я снова позвал официанта и сказал:
– Мне тоже мятный мокко.
Лорен огляделась по сторонам, затем подняла глаза к потолку, словно хотела изучить его конструкцию, дабы убедиться, что он не рухнет нам на голову, а затем сказала:
– Итак, почему ты ходишь в костюме?
– Я надеваю его только время от времени, когда прогуливаю школу, чтобы заняться своими исследованиями.
– А что ты исследуешь?
