День прошел отлично – и все же мне не хватало Элизабет. Я скучал по ней, жалел, что ее нет рядом, и с нетерпением ждал Дня благодарения, когда она обещала с нами поужинать.
Марисса поднялась рано утром, чтобы нафаршировать индейку, а потом несколько часов запекала ее в духовке, поливая янтарным и блестящим мясным соком. К полудню волшебный аромат индейки с нотками лука, чабреца и розмарина наполнил дом, и я принялся чистить картошку.
Погода была отличная – для праздника в самый раз. День стоял погожий, теплый, по безоб-лачному синему небу величаво плыл золотой шар солнца. Деревья вокруг дома оделись в алые, золотые и багряные наряды.
В три часа приехала Элизабет с домашним яблочным пирогом и пачкой ванильного мороженого. Она была в мешковатом свитере и узкой джинсовой юбке. Едва я увидел ее, сердце мое забилось сильнее. Я взял пирог и мороженое и рассказал, как мы съездили вчера в бухту Пегги.
– Потрясающе, – заметила она. – Жаль, меня с вами не было!
Я едва не ответил вслух, что тоже очень об этом жалел.
Марисса накрыла на стол, расставив праздничный фарфор и высокие бокалы из серванта Глэдис, и мы сели праздновать.
– Все было просто классно, – проговорил час спустя Шон, откинувшись на стуле и забросив руки за голову. – Марисса, не хочешь прогуляться по пляжу?
Солнце уже садилось; мы только что покончили с десертами и кофе.
– Конечно, – ответила она, – только давай сначала уберем со стола.
– Не надо, ребята, идите, – сказал я. – Я приберу.
– А я тебе помогу, – добавила Элизабет.
– И я! – поддержала Глэдис.
«Похоже, все мы из кожи вон лезем, чтобы дать голубкам поворковать наедине!» – с усмешкой подумал я. Что ж, Шон производил очень хорошее впечатление. Прекрасно воспитанный, вежливый, настоящий джентльмен. Чем больше я к нему приглядывался, тем больше он мне нравился. Парень был несомненно умен, остроумен, с любовью и уважением говорил о матери. Помог мне установить на телефоне приложение «Нетфликс». В довершение всего бережно, осторожно и в то же время очень естественно вел себя с Глэдис. Быть может, думал я, в готовке он не спец; но если это самый большой его недостаток – он вполне подходящая пара для Мариссы.
Мы смотрели, как влюбленные вдвоем вышли на террасу и начали спускаться по крутой лестнице вниз, к морю. Я вздохнул и взял термос, чтобы плеснуть себе еще кофе.
– Кому-нибудь налить?
– Мне, пожалуйста, – попросила Элизабет, пододвигая чашку.
Я налил ей кофе, и оба мы добавили в него молока.
Несколько минут мы разговаривали о Шоне и о том, как он ладит с Мариссой, а затем все встали, чтобы убрать со стола и помыть посуду.
У Глэдис сегодня был «хороший» день. Хоть она и не всегда понимала, где находится и кто все эти люди вокруг, все равно держалась уверенно, оставалась веселой и приветливой, с удовольствием помогала нам прибираться и выполняла привычную для нее домашнюю работу.
Элизабет рано уложила ее спать, а затем вновь поднялась наверх.
– Заснула мгновенно, как только голова коснулась подушки. И, кажется, очень довольна праздником!
– Я рад, – ответил я, включая «радионяню». – Сегодня она хорошо держалась, верно?
– Просто отлично. Райан, ты такой молодец! Как ты только управляешься с ней, с домом, со своей работой?
– Я ведь не один, – напомнил я ей.
Она тепло улыбнулась.
– Да, мы хорошая команда.
– Верно. – Я выглянул в темное окно. За порогом стояла густая тьма, не разгоняемая даже светом фонарей на дальней стороне залива. – Интересно, как там наша молодежь? Может, стоило дать им с собой фонарик?
– Сейчас полнолуние, – ответила Элизабет. – Уверена, они найдут дорогу.
Я открыл стеклянную дверь и вышел на террасу. Элизабет последовала за мной. Вместе мы стояли у ограды, любуясь полной луной и вдыхая запах моря.
– Что за сказочная ночь! – тихо проговорила она.
– В такие моменты, как сейчас, – сказал я, – я благодарю судьбу.
– За что?
– За все. Странно звучит, верно? Два года назад я похоронил жену, у Глэдис болезнь Альцгеймера; но я смотрю на море, в котором отражается луна, дышу соленым морским воздухом, думаю о Мариссе – и о тебе – и испытываю какой-то благоговейный трепет. Благодарен просто за то, что живу. Страшно подумать, что было время, когда я совсем не ценил жизнь.
Элизабет облокотилась на ограду и переплела пальцы.
– Должно быть, если побывал в аду и вышел оттуда живым, начинаешь больше ценить некоторые вещи. Например, вот такие лунные ночи. – И она запрокинула голову, устремив взгляд в небо.
Я молчал, не в силах отвести глаз, зачарованный ее красотой.
– Хотел бы я больше знать о тебе, – проговорил я наконец, не в силах больше сдерживать и таить свои чувства, отчаянно желая дать понять, что она мне не безразлична. – В каком аду побывала ты, Элизабет? Ты мне расскажешь?
Медленно повернув голову, она встретилась со мной взглядом.
– Я была замужем. И это печальная история. Муж пил, затем начал употреблять наркотики. Сперва «травка», потом кокаин и героин. Связался с наркоторговцами.
– Поэтому ты с ним развелась? – спросил я.
И тут же мне пришло в голову: а что, если не развелась? Может быть, просто сбежала от него и прячется? Поэтому и старается ничего не рассказывать о себе?
– Нет, я оставалась с ним до конца, – ответила она. – Он умер.
– О, прости.
Элизабет покачала головой и снова устремила взгляд на море.
– Обычно я предпочитаю помалкивать. Хотя бы потому, что работодатели не слишком-то склонны доверять бывшей жене наркомана. Но вот стою и рассказываю о своем темном прошлом не кому-нибудь, а боссу!
– Я не только твой «босс», Элизабет, – возразил я. – Пожалуйста, не думай обо мне так!
– Но ведь ты мне платишь.
Где-то вдалеке прозвенел судовой колокол, и я повернулся к морю.
– Прости, – торопливо проговорила она. – Я неправильно сказала. Конечно, ты мне не просто работодатель. Ты мой друг. Надеюсь, что и меня ты считаешь другом. Глэдис я полюбила, как мать, а Марисса… она мне как дочь. Нигде и никогда я не была так счастлива, как с вами! Ты позволил мне стать частью вашей семьи, Райан, и я безмерно люблю тебя за это…
Я посмотрел прямо на нее: наши взгляды встретились, и она смущенно заморгала.
– То есть… я не хотела… не в таком смысле люблю… просто… просто… ну, ты понимаешь, что я хотела сказать, – быстро поправилась она.
– Да, конечно… – пробормотал я.
Но искра уже вспыхнула, и огонь, разгоревшийся между нами, был сильнее доводов разума. Я обнял ее за талию и притянул к себе.