— Ничего себе, да ты гений! — восхитился Дэниел.
— Не-а, — возразила я. — Просто ты привык общаться с тупыми женщинами.
— А знаешь, ты опять права, — задумчиво сказал он. — Почему мне всегда попадаются безмозглые курицы?
— Потому что только безмозглые курицы согласны встречаться с тобой, — любезно подсказала я.
Дэниел взглянул на меня с горьким упреком:
— Ты так плохо относишься ко мне.
— Совсем нет, — рассудительно произнесла я. — Я критикую тебя для твоего же блага. Мне еще больнее от этого, чем тебе.
— Правда?
— Нет.
— О.
— Вот только не надо дуться. Это портит твою мужественную внешность, и ты распугаешь даже безмозглых куриц.
Наша набирающая силу перепалку была прервана громким радостным воплем:
— Ура! Вы пришли!
Сквозь толпы людей, стоящих в холле с банками пива в руках, к нам пробиралась востроглазая Карен. Должно быть, она весь вечер караулила у входной двери, подумала я осуждающе, но тут же мне стало стыдно. В том, что ей нравился Дэниел, не было ничего плохого, это всего лишь свидетельствовало о досадном недостатке вкуса. Карен выглядела очаровательно — именно такие девушки нравились Дэниелу: очень блондинистая, живая и шикарная. Если она верно разыграет свои карты и сумеет скрыть излишний интеллект, то у нее есть все шансы добиться статуса очередной подружки Дэниела. Она очень оживленно поведала нам о том, как она счастлива нас видеть, и забросала нас вопросами со скоростью дождевых капель, падающих на землю в грозу. Как нам понравился ресторан? Вкусно ли там кормили? Были ли там какие-нибудь известные люди?
Некоторое время я, как дурочка, думала, что тоже участвую в разговоре. Пока не обратила внимание на то, что Карен воспринимает мои уморительные истории о Григории и Дмитрии с каменным лицом, но стоит Дэниелу раскрыть рот, как она тут же заходится от хохота. И когда бы я ни встретилась с ней взглядом, она энергично, многозначительно хмурилась — ее брови падали со лба на скулы и снова подлетали кверху. А потом я заметила, что она что-то пытается сказать мне одними губами. Я прищурилась, пытаясь понять ее пантомиму. Она повторила. Что? Что она хотела сказать? Первая буква? Три слога? Звучит как?..
— Отвали! — прошипела мне в ухо Карен, когда Дэниел отвлекся на минутку, чтобы снять пальто. — Ради всего святого, исчезни!
— О, э-э, ладно.
Семена моего красноречия, как оказалось, падали на бесплодную почву. Я была лишней. Наступило время сматывать удочки. Я догадывалась, что на следующее утро Карен устроит мне головомойку. («Ради всего святого, объясни, ну почему ты торчала возле нас как приклеенная? Честное слово! Не могу поверить, до чего ты тупая!»)
Вообще-то я умела определять, когда мое присутствие было нежеланным. Иногда я догадывалась об этом даже раньше, чем те люди, кому я мешала или надоедала. Но в этот вечер я была необыкновенно толстокожа.
От смущения я покраснела — как будто совершила что-то неприличное — и, пробормотав: «Я, э-э, буду вон там», тихонечко отошла от Карен и Дэниела к стене.
Ни тот ни другая не стали удерживать меня. Во мне зашевелилось было разочарование, что Дэниел не попытался остановить меня, не спросил, куда я пошла, но я понимала, что если бы мы с ним поменялись местами и представитель противоположного пола завлекал бы меня, то я предпочла бы, чтобы Дэниел исчез с горизонта.
Я стояла у стены и чувствовала себя ужасно: я была одна, не видела ни одного знакомого лица и по-прежнему не сняла пальто. Я была уверена в том, что все смотрели на меня и думали, что у меня нет друзей. Недавняя эйфория испарилась, а вместо нее вернулась моя обычная застенчивость. Внезапно я протрезвела.
Большую часть своей жизни я провела, чувствуя себя незваным гостем на празднике. И вот теперь я на самом деле очутилась на вечеринке, на которую меня не приглашали. Единственным утешением было следующее открытие: чувства, испытываемые мною на протяжении всей жизни, оказались именно такими, какие испытывает незваный гость, а именно: изолированность, неловкость, паранойя.
Как можно незаметнее я скинула пальто и постаралась изобразить на лице улыбку, надеясь таким образом дать понять окружающим меня шумным, довольным людям, что не только они отлично проводят время. Что я тоже довольна, что у меня куча друзей, что я стою у стены одна только потому, что мне самой так захотелось. Правда, все мои старания пропали втуне, поскольку никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Я заключила это из того, что какая-то девушка, радостно пробегавшая мимо, наступила мне на ногу, и из того, что другая девушка облила меня вином, когда смотрела на свои наручные часы. Больше всего меня расстроило даже не мокрое платье, а то, как эта вторая девушка неодобрительно цыкнула на меня, как будто это я была во всем виновата. У меня стало складываться впечатление, что я действительно была сама во всем виновата и что мне вообще не следовало там стоять.
Мне казалось, что я провела целое тысячелетие, чувствуя себя то излишне бросающейся в глаза, то абсолютно невидимой.
Наконец в просвет между толпами людей я заметила Шарлотту, и сердце мое радостно забилось. Я широко улыбнулась ей и крикнула, что сейчас к ней подойду. Но она еле заметно, но тем не менее очень решительно качнула головой. Она как раз разговаривала с молодым человеком.
Мне оставалось только стоять и по-идиотски ухмыляться. К счастью, спустя вечность или две я придумала, чем можно было занять себя. Я ведь могла положить пиво в холодильник! Наличие цели и смысла в моей жизни привело меня в восторг. Я тоже могла приносить пользу, пусть небольшую.
Трепеща от чувства собственной полезности, я пробилась сквозь толпы народа в холле и сквозь еще более плотные толпы народа на кухне и поставила четыре банки пива в холодильник. С двумя оставшимися банками в руках я направилась в гостиную, где, судя по звукам, происходило что-то очень интересное. Но я даже не успела выйти из кухни.
Я встретила его.
Глава восемнадцатая
В последующие месяцы я проигрывала эту сцену так часто, что теперь могу вспомнить весь тот вечер в мельчайших подробностях.
Я выходила из кухни, когда услышала восхищенный мужской голос:
— Остановись, видение из золота! Богиня. Истинная богиня.
Естественно, я продолжала толкаться и пихаться, пробивая себе путь к выходу, так как кроме золотистого платья на мне был надет и мой хорошо пошитый комплекс неполноценности, и поэтому я ни на секунду не поверила, что это меня называют богиней.
— И не просто богиня, — говорил голос, — а моя любимая богиня — богиня «Гиннесса»!
Это замечание насчет «Гиннесса» пробило стену моей скромности, я обернулась и увидела, что возле холодильника стоит молодой человек. В этом, разумеется, не было ничего необычного, ведь это же вечеринка, и дом полон людей, и среди них вполне возможно встретить мужчину, стоящего возле холодильника.
