Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
Нечему удивляться, если арабы, насмотревшись на такое, не доверяют европейцам. Они считают, что освобождение рабов имеет целью разорить их и таким путем разрушить исламский уклад жизни. В первую очередь они подозревают в коварстве и интригах англичан.
Если уж необходимо отказаться от рабства, это придется делать в высшей степени медленно и осторожно. Нужно убедить владельцев плантаций, что применение усовершенствованных сельскохозяйственных машин позволит им обойтись без сотен работников. Нужно добиться, чтобы владелец осознал, что никто не желает его разорить и что справедливость будет проявлена к нему так же, как к рабу.
Это, несомненно, было бы более гуманно и более по-христиански, чем напоказ построить на невольничьем рынке церковь, которая к тому же является лишней, потому что две уже существовавшие церкви, католическая и протестантская, имеют мало прихожан.
Любые насильственные меры могут лишь оскорбить арабов, которые, как и большинство других жителей Востока, в высшей степени консервативны и очень крепко держатся за старые традиции. Поэтому не следует грубо навязывать арабу новые идеи, которые он не может понять и которые его возмущают. Несогласие с европейскими взглядами на мир немедленно приводит к тому, что арабов обвиняют в мусульманском фанатизме, но эти обвинения в огромной степени преувеличены. Доказательство этому я увидела, когда вернулась на Занзибар после девятнадцати лет отсутствия. За эти годы я стала христианкой и потому, как вероотступница, заслуживала ненависть моих земляков больше, чем если бы родилась в христианской вере. Но они все поздравляли меня с приездом, искренне и сердечно просили Бога защитить меня. Не фанатизм, а инстинкт самосохранения руководит ими, когда дорогие для них установления подвергаются нападкам со стороны невежественных или недостойных христиан.
Негры обычно безразличны к религии, и их согласие принять какую-либо веру часто зависит от того, какими материальными выгодами может привлечь их миссионер. На Занзибаре один английский священник однажды пожаловался мне, что количество его прихожан меняется в зависимости от того, сколько и каких товаров присылают ему с родины. Прежде чем можно будет повысить уровень духовности негров, нужно разбудить в них инстинктивное религиозное чувство. И в этом случае тоже надо действовать продуманно!
Глава 17
Дворцовый заговор
Рассказчица лишается матери. – Раскол в семье. – Двусмысленное положение принцессы Саламы. – Она встает на сторону Баргаша. – Он рвется к престолу и устраивает заговор, чтобы свергнуть Маджида. – Дом Баргаша окружен. – Его уводят оттуда в женской одежде. – Поражение его сторонников. – Его возвращение. – Он отвергает мирные предложения Маджида. – Дом претендента на престол обстреливают британские морские пехотинцы. – Баргаш сдается, его отправляют в изгнание.
После смерти моего отца я мирно жила в Бет-иль-Тани со своей матерью и с Холе, счастливая благодаря их любви и дружбе. Это полнейшее счастье продолжалось три года, а потом случилась эпидемия холеры, которая опустошала весь остров Занзибар и каждый день уносила жизнь нескольких человек из нашего дома. Эпидемия началась в самое жаркое время года. Однажды ночью я была не в состоянии спать на своей кровати из-за удушающей жары и приказала горничной постелить мягкую циновку на полу, надеясь найти там немного прохлады и покоя.
Можете себе представить мое изумление, когда, проснувшись, я увидела у своих ног мою горячо любимую мать, которая корчилась в судорогах от боли. В ответ на мой встревоженный вопрос, что с ней, она простонала, что провела на этом месте полночи. Чувствуя, что умирает от холеры, она хотела быть рядом со мной в последние минуты жизни. При виде того, как моя милая мать страдает, я едва не сходила с ума – и мое отчаяние усиливалось тем, что я не могла облегчить ее муки. Она сопротивлялась смерти еще два дня, а потом навсегда покинула меня. Мое горе не имело границ. Я не слушала ничьих предупреждений и в отчаянии обнимала тело матери, несмотря на опасность заражения, – потому что моим самым горячим желанием было, чтобы Бог призвал меня к Себе вместе с дорогой умершей. Но болезнь пощадила меня, и я покорно смирила свое сердце.
Теперь, в возрасте пятнадцати лет, я была совсем одна, без отца и без матери, как корабль без руля в открытом море. Моя мать всегда отличалась предусмотрительностью и разумно руководила мной, а теперь я вдруг оказалась один на один с обязанностями и ответственностью взрослого человека и должна была заботиться не только о себе, но и о тех, кто зависел от меня. К счастью, Господь устроил так, что в большинстве случаев осознание долга сопровождается силами, чтобы вынести его. Поэтому я сумела спокойно взглянуть на создавшееся положение и уладить дела без посторонней помощи.
Но впереди меня ждали новые неприятности: почти против своей воли я оказалась вовлечена в заговор против моего благородного брата Маджида!
Было похоже, что после смерти отца в нашей семье навсегда начался разлад, – правда, при любых обстоятельствах было бы трудно поддерживать идеальное согласие среди тридцати шести братьев и сестер. После смерти Сеида Саида мы разделились на группы – по три или четыре самых близких по духу сестры или брата. Для посторонних это было непонятно, и даже наши ближайшие знакомые не всегда могли понять эту сложную систему. Верный друг моего брата или близкая подруга моей сестры отныне должны были стать моими злейшими врагами, если не принадлежали к одному со мной кружку.
Хотя такое соперничество могло привести только к катастрофе, страсти ослепляли нас, и мы бессмысленно, со жгучей ненавистью преследовали один другого.
Скоро мы совершенно перестали встречаться друг с другом. Многочисленные шпионы, которых имели мы все, расширяли пропасть между нами, докладывая о каждом слове и движении недруга. По ночам эти достойные представители своего ремесла приходили за наградой, размер которой зависел от того, сколько ценности или сколько ядовитой злобы было в принесенной новости. Иногда после полуночи у ворот дома возникала фигура человека в плаще со скрывавшим лицо капюшоном, раздавался стук – просьба впустить, нас будили, чтобы мы могли задать вопросы своему информатору, и тот получал щедрую награду.
В это время Маджид и Холе были в самых лучших отношениях друг с другом, и это меня очень радовало, потому что я любила обоих всем сердцем. После смерти моей матери они оба обращались со мной как с собственной дочерью.
Но постепенно они охладевали друг к другу, а причиной был мой брат Баргаш. Дело закончилось полным разрывом. Как бы горячо я ни была привязана к Холе, я с болью в сердце должна признать, что виновата была она, а не Маджид, хотя я не могу подробно рассказать здесь о поступках, которые привели к разрыву.
Для меня эти дни стали временем душевной борьбы. Я жила с Холе. Ела вместе с ней, и в течение всего дня мы были неразлучны. Когда она стала избегать встреч с Маджидом и всеми возможными способами показывать, что стала ему врагом – а для этого не было никакой причины, я думала, что сумею удержаться и не принимать ничью сторону. Я даже пыталась заступаться за брата, который был виноват лишь в том, что султаном был он, а не Баргаш. Много месяцев подряд я находилась таким образом между двух огней, не зная, на чью сторону встать, и, когда больше нельзя было откладывать, присоединилась к своей сестре Холе: хотя она и была не права, мне казалось, что ее я люблю больше и она приобрела надо мной безграничную власть.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
