– Не можешь же ты запретить мне встречаться с кем-то только из-за того, что его много фотографируют, – сказала Элли. – Ты сама-то хоть понимаешь, что это начинает походить на безумие?
– Это уже и есть самое настоящее безумие, – сказала мама, перекладывая две последние оладьи со сковородки на блюдо, прежде чем вернуться к столу. – Подобные вещи хорошо не кончаются. – Она покачала головой.
– Ты так говоришь, потому что это закончилось плохо для тебя. – Элли нахмурилась. – Но у нас все по-другому. Он – не какой-то паршивый сенатор. А я не…
– Не кто? – перебила ее мама, глядя на нее без всякого выражения. – Не какая-то дешевая официантка?
– Я этого не говорила! – возмутилась Элли и покачала головой. – Ты ведь знаешь, что я ничего такого не имела в виду.
– Твой отец… – начала мама, потом умолкла и устремила взгляд куда-то далеко. – В общем, там все было сложно.
– Ну да, – сказала Элли. – Но сейчас все не так. И Грэм не такой.
– Дело не в этом. – Мама уткнулась взглядом в тарелку. Ни одна из них не притронулась к еде, и оладьи стыли на столе. – Он постоянно на виду. А тебе не хватало только оказаться втянутой во все это.
– Да какое это имеет значение? – спросила Элли. – То, что случилось с тобой и с ним – с моим отцом, – никакой не секрет. Это уже просочилось в прессу. Я не понимаю, что за беда, если люди об этом узнают. И не понимаю, почему мы до сих пор должны прятаться.
– Мы не прячемся, – возразила мама, воткнув вилку в кусок оладьи. – Мы просто живем своей жизнью, как нормальные люди. Это не одно и то же.
– Но ты не хочешь, чтобы мои фотографии попали в газеты.
– Дело не только в этом, – вздохнула мама. – Я не хочу, чтобы тебя начали рассматривать под микроскопом. Фотографии в газетах – это еще цветочки. Ты хоть понимаешь это? Достаточно одной твоей фотографии в обществе Грэма Ларкина, чтобы тебя начали повсюду преследовать папарацци. Потом они начнут выяснять всю твою подноготную. И они считают, что имеют полное право сделать все, что накопают, достоянием общественности. Ты была слишком мала и не можешь помнить, что было в прошлый раз. – Она покачала головой и слегка поморщилась. – То, что они творят, просто ужасно. Не знают никаких пределов.
Элли откусила и принялась медленно жевать, обдумывая мамины слова.
– Но если это единственная причина, разве не мне решать, хочу я этого или нет? Готова я пойти на этот риск или нет?
– Все не так просто, – возразила мама. – Это затрагивает и меня тоже. И твоего отца.
Элли фыркнула:
– Теперь ты пытаешься защитить его? – Она откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. – Да он ради нас палец о палец не ударил! Он даже не пытался нас найти…
– Ты же знаешь, это потому, что я велела ему не делать этого.
– …а ты все равно о нем беспокоишься? Если он все-таки решит баллотироваться в президенты, до нас и без этого, скорее всего, доберутся. Так какая разница?
– Может, и доберутся, – сказала мама. – А может, и нет. Это было три кампании назад. Новые скандалы вспыхивают один за другим. Эта история в очередной раз всплывет, как бывает всегда, но это еще не значит, что им удастся нас разыскать.
– Ты же сама сказала, что они не знают никаких пределов.
– В политике это вчерашняя новость, – сказала она. – Но для желтой прессы это громкая история. Все, к чему имеет отношение этот парень, становится громкой историей. – Мама повозила последнюю оладью по тарелке. – Как ты не понимаешь? У нас здесь налаженная жизнь. Я работала не покладая рук, чтобы этого добиться. А как только подобная история просачивается в прессу, исправить уже ничего нельзя.
– Но он действительно мне нравится, – севшим голосом сказала Элли.
– Я знаю. – Мама накрыла ладонью ее руку. – Но даже если бы твой отец не был тем, кто он есть, это не то, что тебе нужно. Поверь мне. Никто не захочет утром первым делом видеть фотографов, разбивших лагерь на лужайке у тебя перед домом. Уверена, Грэм Ларкин сказал бы тебе то же самое.
Потом, по пути на работу, Элли задумалась о маминых словах. Когда она спросила Грэма, что он чувствует, если его узнают на улицах, он не захотел говорить на эту тему, хотя фотографов в городе воспринимал с какой-то странной покорностью и относился к ним примерно так же, как к назойливой приблудной собаке, которая отказывается понимать намеки. Она не раз видела в журналах у Квинн его фотографии, сделанные, когда он выходил из спортклуба или пытался спокойно поужинать в ресторане без лишних глаз, и казалось невозможным, что кто-то может полностью привыкнуть к подобным вещам.
Проходя мимо трейлеров на съемочной площадке, она заметила, что народу вокруг толпится меньше обычного, и вспомнила – Грэм говорил, что они будут снимать на воде. И тем не менее чуть в стороне топтался один из фотографов с сигаретой, и Элли ускорила шаг, все еще на взводе после утреннего разговора с мамой. К счастью, сегодня она первую половину дня работала в «Карамельной крошке»; даже если Квинн до сих пор дуется, это все лучше, чем целый день торчать в их тесном магазинчике в обществе мамы, ломая голову над тем, как быть с Грэмом.
Однако когда она вошла в кондитерскую, то, к своему удивлению, увидела за прилавком кудрявую голову Девона.
– Привет, – поздоровалась она, обходя прилавок, и бросила сумку на пол. – А где Квинн?
Он отвел глаза:
– Она попросила меня подменить ее.
– Что случилось? – забеспокоилась Элли. – Она нормально себя чувствует?
Девон кивнул, однако смотреть на нее по-прежнему избегал.
– Она что, не хочет со мной встречаться?
Поколебавшись, Девон поднял глаза.
– Не думаю, – ответил он. – Наверное, у нее просто какие-то другие дела.
Элли кивнула. Она знала Девона с четырехлетнего возраста; он был до безобразия тактичен и болезненно правдив. Если он и сказал ей неправду, то исключительно ради того, чтобы пощадить ее чувства. Элли со вздохом взяла металлическую ванночку, в которой они держали грязные ложки для мороженого, и понесла ее мыть в подсобку. Там можно было побыть в одиночестве.
Бо́льшую часть утра они провели в молчании. В промежутках между покупателями Девон сидел на высоком табурете и читал затрепанный томик «Великого Гэтсби», а Элли боролась с желанием забросать его вопросами.
Когда ее смена окончилась и она уже собирала вещи, Девон опустил книгу.
– Я рад за тебя и того киношника. Элли улыбнулась:
– Наверное.
– Передать от тебя привет Квинн?
– Это было бы здорово, – ответила она. – Спасибо.
Он кивнул и вновь уткнулся в книгу, Элли пошла к выходу, но уже почти у самой двери обернулась.
– Послушай, Девон, – сказала она, и он вскинул голову. Очки при этом съехали у него с носа. – Я тоже рада за вас с Квинн.
