Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
Это требование можно рассматривать с двух сторон. Можно считать, что Комиссия ЕС тем самым поставила под сомнение особенно подчеркиваемое в Германии различие между государством и обществом[86], когда отрицалось особое положение государства среди общественных групп, и компании, в которых участвовало государство, не обладали особым статусом в сравнении с другими частными компаниями.
С другой стороны, на это возражение можно ответить тем, что именно привилегированное положение компаний, в которых участвует государство, отменяет различие между государством и обществом, и что тем самым создается третья смешанная форма политико-экономического управления, которая не руководствуется ни рыночным принципом конкуренции, суверенности потребителей и прибыльности, ни политическим представительством, исключительно обосновывающим суверенность выбора. Полугосударственные компании в полной мере не подвергаются давлению конкуренции и в такой же степени не нацелены на получение прибыли в общих интересах, так как они получают прибыль, использование которой часто носит политический характер[87]. То есть они в полной мере не относятся ни к государственной сфере, ни тем более к обществу. Из-за вмешательства государства они разрушают конкуренцию в экономической сфере общества тем, что государственные привилегии реализуют перед своими конкурентами в сфере частной экономики.
Динамика внутреннего рынка Европейского сообщества характеризуется тем же направлением, что и динамика глобального рынка. Внутри ЕС сложно объяснить, почему «Фольксваген» благодаря тому, что федеральная земля Нижняя Саксония имеет в нем большую долю акций, должен иметь конкурентные преимущества перед такими французскими конкурентами, как «Пежо» или «Рено», тоже отчасти принадлежащими государству, и наоборот, почему французские автомобилестроители должны иметь привилегии перед компанией «Фольксваген». С точки зрения разделения государства и общества целесообразно вести разговор об обеспечении важных государственных функций, а смешанная форма полугосударственного, полуобщественного акционерного общества приносит пользу полностью приватизированным акционерным обществам и полностью реализуется при государственном управлении, заменяя тем самым функционирующие некоммерческие компании[88].
Если поставить вопрос о том, какие принципиальные ценно – сти и какие критерии восприятия основных принципов находятся под сомнением в части допустимости и недопустимости враждебных поглощений, то все можно свести к противостоянию консенсуса и конкуренции, самоконтроля и контроля извне. Немецкая модель управления компанией основывается на принципе консенсуса и самоконтроля групп влияния. Она демонстрирует рынку капитала подчиненную роль руководства компании в контроле ее деятельности. Наиболее существенные компоненты контроля компании должны реализовываться внутри компании в виде самоконтроля ее групп влияния. Англо-американская модель, напротив, исходит из того, что консенсус не обязательно эффективен, так как переоценка значимости консенсуса тоже может привести к удовлетворению интересов участников компании при обсуждении решений, которые их устраивают.
Здесь играют роль культурные и религиозные традиции. В пуританской, кальвинистски-протестантской традиции в большей степени характерно усиление недоверия к удовлетворению собственного интереса и самоконтролю групп, как и более сильная, чем в лютерански-протестантской и католической традиции, субъективность индивидуума.
Конфессиональным различиям в модели республиканизма соответствуют черты, возникшие как из американской идеи, так и из Французской революции. Согласно англо-американской, пуританской, модели, все участники на основе ограниченности человеческих знаний, проявляя личный интерес или, теологически, волю, выраженную в накопленных грехах, не могут сами оценивать свои достижения. Модель идентичной демократии республиканизма, которой руководствуются правительство и корпоративное управление, исходит из того, что именно в консенсусе или в мнении большинства, согласно Руссо (volonte generale), содержится генерирующий истину элемент политических и других процессов управления.
Трактовку философской идентичности демократии как единства управляемых и управляющих, определявшую немецкую и континентально-европейскую политическую философию от Гегеля до Хабермаса, и ее понимание правительством нельзя воспринимать так, как она сама себе это внушила. Более того, в ее основу положена принципиально спорная гипотеза, что как абсолютная вещь Гегеля осознает себя в качестве объекта, так и субъект народа в качестве объекта, государства является существенным и осознанным[89]. Из этой предполагаемой идентичности субъекта и объекта власти следует идея философии идентичности, согласно которой субъективно-объективное становление народа в качестве государства реализуется в консенсусе, обеспечивающем идентичность народа и государства, автора и адресата права и благодаря которой устраняется политическое господство, переходящее в саморегулирование.
Дискуссионные теории корпоративного управления переносят эту модель консенсусности и теории идентичности политического правительства на компанию и управление компанией, а также требуют участия в дискуссии групп влияния акционеров компании, обладающих крупными пакетами акций, в качестве принципа корпоративного контроля[90].
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
