– Пупкин?! – ахнула Эллочка, вспомнив темноту фотолаборатории.
– Почему Пупкин? Твой Бубнов. Всех переплюнул.
Минут двадцать на весь дом смеялась Эллочка счастливым смехом свободного человека.
А по Интернету галопом скакали деревянные лошадки с профсоюзными билетами.
– А почему ты решила, что Пупкин? – удивилась Маринка.
– Ах, – закатила глазки Эллочка, – я же тебе не рассказывала... – И срочно поведала, как она узнала страшную тайну Пупкина.
Теперь двадцать минут хохотала Маринка.
– Ну, Элка, ты даешь! Это в ту пятницу было? Я же тоже была в фотолаборатории. Я тебя искала, и мне сказали, что ты к Пупкину пошла. Тебя не застала, а «страшную тайну» видела. Не Бубнов это. Слишком много ты про него думаешь.
– А кто?!
– Кто? Сам Пупкин. Он сам себя фотографирует. Потом ретуширует. И не голый он на фотографиях, просто с обнаженным торсом. Ты удрала, а я с ним мило побеседовала. Он мне показывал свои фотографии двадцатилетней давности. А наш Пупкин, оказывается, еще тот красавчик был! Бедный, до сих пор смириться не может, что ему уже не двадцать. И не смейся, как еще мы свою старость переживать будем. А ты – боеголовки! Стареть человеку страшно.
Эллочка расчувствовалась.
– Мариночка, – она быстро разлила коньяк, прижала к себе Маринку, – обещай мне, что мы никогда не будем старыми...
За полночь, после того как подруги успели сбегать еще за одной бутылочкой коньячка и благословенно ее прикончить, Маринка ушла, и Эллочка тут же выкинула из головы все сказанное ею: Окунева, предстоящие выборы и возможность «развести его на бабки».
Но не тут-то было. На следующий же день, с утра пораньше, Эллочкин мобильный телефон зазвонил и призывно завибрировал. На дисплее высветился незнакомый номер, и Эллочка сонно-недовольным голосом отозвалась:
– Алло...
– Здравствуйте. Элла Геннадьевна?
– Здравствуйте, да.
– Вас беспокоит секретарь Сергея Ивановича Окунева Марианна Ильинична. Соединяю вас с Сергеем Ивановичем.
Эллочка едва успела прийти в себя, как в трубке раздался вкрадчивый бархатный баритон:
– Как ваше здоровье, Элла Геннадьевна? Я знаю, что вы на больничном, но вы не могли бы приехать на завод и уделить мне несколько минут? Я пришлю за вами служебную «Волгу».
Эллочка растерялась. Но тут же привычка беспрекословно слушаться начальство, тем более столь высокого уровня, тут же взяла верх, и она испуганно пролепетала:
– Да-да, конечно.
– Машина заедет за вами в одиннадцать. Всего хорошего.
Эллочка сидела на кухне, в халате и с чашкой крепкого кофе на столе. «И что же теперь делать?» – думала Эллочка. Сам факт личного звонка Окунева потряс ее до глубины души. И сам голос Сергея Ивановича почему-то показался ей необыкновенно красивым и проникновенным...
Но Эллочка моментально взяла себя в руки. То, что она не сможет повторить свой вчерашний вдохновенный монолог хозяину завода, было очевидно. Не идти же к нему с бутылкой коньяка и копченой курицей? А что она сможет сказать? Эллочка не придумала ничего лучше, как позвонить в его приемную и через секретаря отказаться от встречи.
И Эллочка стала жить дальше. Вытирать с книжек пыль, мыть полы, переставлять мебель... А чем еще может заниматься на больничном одинокая женщина, которой неожиданно все в жизни осточертело?
Стабильность стабильностью, а для поддержания жизненного тонуса каждой полноценной женщине нужно менять прическу и полностью весь гардероб, переклеивать обои и передвигать мебель. Благо бок уже не болел и коленки зажили. И на фитнес-клуб денег не было по вышеперечисленным причинам, а оставаться в форме хотелось. И не ради мужиков.
Эллочка с помощью мужичков из фирмы «Муж на час» поклеила специальные обои под покраску и – самолично! – выкрасила стены в своей единственной комнатке в разные цвета: желтый и голубой. Желтый – цвет солнца и оптимистов, цвет радости и хорошего пищеварения. А голубой – цвет умиротворения и покоя, цвет, успокаивающий одиноких женщин и психопатов. Навесила над кроватью балдахин и купила фонтанчик. Иными словами, навела полный фэн-шуй.
Такой же полный фэн-шуй царил в ее сердце.
Глава девятнадцатая,в которой на горизонте появляется Окунев
Фэн-шуй фэн-шуем, а идти на завод Эллочке пришлось. По крайней мере, хотя бы для того, чтобы закрыть больничный.
– Здесь больно? А здесь? – вяло допытывалась докторша в белом халате, снова тыкая Эллочку под ребра и выкручивая ей ноги в коленках.
Эллочка отнекивалась: больно уже не было. И не только коленкам и ребрам.
– Ничего страшного и не было, – резюмировала доктор, – до свадьбы окончательно заживет.
И Эллочка даже не вздохнула.
Здоровая и относительно бодрая Эллочка вышла из корпуса механосборочного цеха, где на первом этаже располагалась медсанчасть. Окинула взглядом уже давно не то что знакомую, но и почти родную территорию предприятия от механосборки через центральную аллею до главной проходной. Кругом стараниями отдела озеленения цвели цветы. Буйно и радостно.
Эллочка медленно прошлась по аллее. А решать все-таки что-то нужно было...
Ах, как не хотелось Эллочке, всегда тяготеющей к стабильности во всем, увольняться! С такого уже привычного и насиженного места с приятной, по сравнению с учительской, заработной платой, с такой нехлопотной должности. Как же не хотелось ей снова пускаться в коварные волны свободного плавания поиска новой работы! Но и в то же время не хотелось снова видеть всех этих людей: Бубнова, Пупкина, Драгунову... Весы в Эллочкиной голове качались, качались, и все никак не получалось одной чаше перевесить другую.
Эллочка вышла за проходную, но идти к центральному зданию заводоуправления не спешила. Десять раз посмотрела на часы, поправила волосы, посмотрела на мобильный телефон: не звонил ли кто – тянула время, изо всех сил пытаясь услышать глас судьбы, уловить подсказки своего израненного сердца, снова поймать за хвост удачу.
И тут кто-то крепко ухватил Эллочку за локоток.
Эллочка вздрогнула.
– Почему вы отказались от встречи? – спросил кто-то знакомым бархатным голосом. – Я не привык, чтобы мне отказывали.
Эллочка обернулась и тут же сощурилась, стоя против солнца. Но смотреть ей и не нужно было, так как с первого звука голоса, с неожиданного прикосновения почему-то сразу точно опознала Окунева.
– Во-первых, здравствуйте, – расставила все по своим местам Эллочка уже несколько подзабытым ею тоном строгой, но доброй учительницы. Чаша весов с нежеланием видеть Бубнова начала перевешивать, и она чувствовала себя необыкновенно свободной. – Во-вторых... – но что должно было быть «во-вторых», Эллочка почему-то забыла. У нее внезапно вспотели ладони.
