— Тьфу, ну ты полудурок. И Флеминг полудурок. Тридцать лет назад был полудурком, таким и остался.
— Достаточно умный, чтобы увести у вас шхуну из-под носа. Достаточно умный, чтобы шхуной управлять.
— А ты видишь, куда он рулит?
— Я же сказал. В Дувр. К вашему палачу.
— Это, значит, теперь Дувром называется… Посмотри, кретин!
Я повернулся в сторону бушприта. Впереди простиралось открытое море и небо, в котором роились чайки. В наветренной стороне, под гиком, земля исчезала вдали с ужасающей скоростью.
— На Гудвинские пески он правит, вот куда. И через час мы там будем, если учесть прилив.
— Врете. До них еще далеко.
— Присмотрись и увидишь буруны.
Я едва уловил его движение. Я слишком внимательно смотрел в море, вглядывался в ряды волн, убегавшие к горизонту, как будто лестница к солнцу. Легким движением руки Кроу вытащил стопор, и гик грот-мачты рванулся в мою сторону.
Я попытался увернуться, но мощное бревно гика с размаху двинуло меня в плечо и швырнуло к борту. Я свалился возле линейки стопоров. Немыслимая боль, какой я, казалось, никогда не испытывал, разрывала руку, плечо и спину.
— Раздавлю, как червяка, — процедил Кроу сквозь зубы. — Думаешь меня обмануть? Я видел сотни смертей, но твоей полюбуюсь с особым наслаждением.
Он направился ко мне через кучу фалов. Я подтянулся к борту и нащупал рукой стопорный штырь, державший второй фал грота.
— Я тебя предупреждал с самого начала: держись подальше от «Дракона». К моему палачу, говоришь? Уж тебе-то до этого не дожить.
«Дракон» качнулся в подветренную сторону. Внезапно палуба накренилась, наверное, это Флеминг боролся за курс, а может быть, само судно вдруг с чего-то взбрыкнуло. Кроу споткнулся и упал на кучу фалов. И я выдернул штырь стопора из линейки.
Грот с гулом устремился вниз. Громадная масса парусины и дерева, более тонны весом, со страшной силой рванула оба фала с палубы. Мгновенно взметнулась куча, на которую свалился капитан. Фалы дымились в блоках, догоняя низвергающиеся грот и гафель.
Кроу вздернул голову. Его лицо исказил страх. С жутким змеиным шипением фалы взметнулись вокруг него, петли открывались и смыкались, захватывали его тело, его горло. Вес паруса и такелажа затянул петли и рванул его с палубы.
Мгновенно взлетел он на десять ярдов, колотя ногами и впившись пальцами в петлю, резавшую его горло. На этой высоте он и остался, медленно поворачиваясь лицом к заре. Я вспомнил слова из рассказа Дашера: «Веселенькую джигу сплясал капитан в ту ночь».
Я содрогнулся от ужаса и облегчения. Я обессиленно осел на палубу и смотрел на все, что угодно: на море, на небо, на палубу, — только чтобы не видеть трупа капитана Кроу, раскачивавшегося надо мной. Я полулежал, опершись на борт, и наблюдал, как заря расцвечивает окружающий пейзаж. Снизу вышел Флеминг.
Неуправляемый «Дракон» медленно описывал дугу. Марсель стоял против ветра, кливер хлопал. Но я не обращал на это особого внимания.
— Как я и говорил. Прямо к пристани. Прямо… — Флеминг замолчал. — А скажи-ка мне, куда это мы к дьяволу, попали?
— Вы сбились с курса, — пояснил я.
Он посмотрел на меня, на паруса, заметил капитана Кроу.
— Он умер. Ты его убил.
— Пришлось.
— Не думал я, что это возможно.
Он подошел к фалу и тряхнул его. От его руки взвилась волна, хлестнувшая труп капитана. Снова тряхнул он фал, еще и еще раз. Кроу раскачивался, как колокол.
— Ублюдок! — закричал Флеминг. — Убийца! Жизнь мою сгубил! Сколько лет угробил!
Я встал и отвел его прочь. Он всхлипывал, когда я подвел его к борту.
— Смотрите, — сказал я. — Солнце встает.
Солнце поднималось из-за моря. Большое, яркое, золотое. Флеминг всхлипнул. Он провел рукой по пучкам волос, торчащим из носа.
— Это прекрасно. Ничто не сравнится с восходом солнца.
— Мы не сядем на банку? Банку Гудвина? — спросил я.
Флеминг поморщился от порыва ветра. Лицо его было таким же белым, как меловые скалы на берегу.
— Это Южный Форланд. — Он указал пальцем. — Банку мы прошли. Мы прошли прямо через нее. Пересекли.
Так оно и было. Не далее мили от нас, за кормой по дуге, которую описывал «Дракон», море было коричневым и рваным. Прилив перепрыгивал через мелководье.
— Как мы не сели! — Руки у меня тряслись. — Это чистое везение.
— Это никакое не везение. Это «Дракон». Этот дьявол, Кроу, держал его сердце. Но сейчас он освободился. — Он похлопал рукой по борту. — О, это доброе судно, оно далеко вас доставит и присмотрит за вами хорошенько.
Мы не церемонились с трупом капитана. Опустили тело, распутали его и перевалили за борт. Не привязывали грузов, не заворачивали в парусину.
— Пусть они все его едят. Птицы, и рыбы, и черви, — пригласил Флеминг.
Затем мы соединили штурвал с рулем, подняли паруса и направились в Дюны. Штурвал был разболтан, но «Дракон» не возражал. Он вошел в реку Стаур, подошел к той же пристани, от которой недавно отчалил. Якоря у нас не было, надо было пришвартоваться к стенке.
Нас встречал тот самый однорукий лодочник, который впервые доставил меня с отцом на борт «Дракона». Он накинул швартов на тумбу и уставился на меня.
— Привет! — крикнул я.
— О да, я тебя помню. — Он плюнул в воду у борта «Дракона». — Где Тернер Кроу? Где Дашер и другие?
— Иных уж нет, — ответил я. — Кроу, Мэтью, Гарри погибли. Дашер — не знаю где.
Он осмотрел судно с носа до кормы, заметил отсутствие якоря, сломанный гафель фока, дыру от ядра в гроте и поднял свою единственную руку.
— Только не рассказывай отцу, что все это так и было еще до того, как вы вышли.
20.
Еще одно имя
Мы с Флемингом ехали в карете, направляясь на юг. Всю дорогу он глазел в окно и восхищался всем, что видел.
— Какая трава ароматная! Как пахнут деревья! — Он сделал глубокий вдох, потом шумно выдохнул. — А скажи-ка мне, мы проедем через Кентербери?
— Нет. Это другая дорога.
В Кентербери надо было бы ехать по Лондонской дороге, чего бы я и хотел. Но Флемингу очень надо было, чтобы я вернулся в «Баскервиль». «Ты можешь послать за отцом, — говорил он. — Ты можешь его там подождать, и вы вместе вернетесь в Лондон». Мне же казалось, что он просто боится в одиночку возвращаться к жене, которую в последний раз видел еще до моего рождения.
