После выхода фильма я подписалась на подборку вырезок, рецензий о нем – была тогда такая служба. Рецензий публиковалось много, и я в своей комнатке освободила пространство на полу, раскладывала их, читала. И никак не могла понять, почему критики меня упрекают то в отсутствии лиризма, то в нехватке драматизма. В каждой рецензии обязательно говорилось, чего мне не хватает. Но часто и «хвалили» так, что я долго не могла успокоиться. «Комсомольская правда», которую я со времен комсомольской юности очень уважала, вдруг разразилась тирадой: «Аксинья в исполнении актрисы Э. Быстрицкой поначалу кажется несколько инфантильной, городской. Слишком нежны и малы ее руки, слишком изящным движением наполняет она чайник, чтобы напиться из носика. Но по мере нарастания чувства Аксиньи к Григорию игра Быстрицкой входит в силу и убеждает зрителя. К сожалению, во второй серии образ Аксиньи перестает играть какую бы то ни было роль в развитии действия и актрисе лишь остается информативно показывать состояние героини, что она и делает вполне профессионально».
Как говорится, понимай как хочешь. Очень странно писали о роли Аксиньи «Известия»: «Беда в том, что в фильме трагедия Аксиньи не воспринимается как трагедия, порожденная средой, ее нелепыми предрассудками, тяжелым старым укладом жизни казачества. Все происходит как-то слишком просто: уехал муж в лагерь, и она стала встречаться с Григорием. Когда Пантелей Прокофьевич укоряет Аксинью в том, что она „шашлы заводит с парнем“, и Аксинья в ответ кричит исступленно: „За всю жизнь за горькую отлюблю!.. А там хучь убейте! Мой Гришка! Мой!“ – то зритель не понимает, почему ее жизнь горькая!»
Я никогда не видела автора этой большой по газетным размерам статьи. И, прочитав ее, не воспылала ненавистью к «критикессе». Просто она мне представилась существом, которое само никогда не любило. А может, все было гораздо проще – выполнялся социальный заказ.
После этого я года три не читала в прессе ничего о своей работе. Решила, что это меня не касается, – мне играть, а кому-то писать. Рецензии, которые я цитирую в этой книге, появились в прессе в более позднее время, когда я к мнению критики стала относиться спокойнее.
Я, конечно, знала и помнила, что наш «Тихий Дон» был второй попыткой экранизации романа М.А. Шолохова. О. Преображенская и И. Правов на закате эпохи немого кино попытались снять фильм по первой книге романа. Аксинью играла великолепная Эмма Цесарская, Григория – Андрей Абрикосов. Центральной в этом фильме была любовная драма Аксиньи и Григория. Фильм вышел в свет в 1928 году, и на него сразу же обрушилась критика. Один из рецензентов дописался до полного идиотизма: «Если даже в романе Шолохова не показано, как Григорий становится революционером, то в картине это надо было сделать».
Э. Цесарская сыграла Аксинью замечательно! Я помню ее удивительную улыбку…
На одном из официальных приемов мы случайно оказались вместе: Михаил Александрович, Эмма Владимировна и я.
Мне показалось, что Цесарская смотрела на меня с легкой грустью: я была молодой, а ее время уходило…
А шолоховский Григорий Мелехов продолжает числиться одним из самых странных героев советской литературы: не революционер, не коммунист, не борец за правое дело…
Я с самого начала не сомневалась, что наш кинематограф еще будет обращаться к «Тихому Дону». Так и вышло: на рубеже восьмидесятых – девяностых годов сериал по шолоховскому роману снимал Сергей Федорович Бондарчук. Но деньги дал итальянский продюсер, а потом что-то не заладилось, и в нашей стране фильм вышел на экраны очень нескоро. А совсем недавно уже в новом поколении кинематографистов вновь обратились к роману, который не может устареть. Вышел совсем новый фильм. Думаю, не мне судить о нем. Я остаюсь верна нашему фильму, творческому решению Сергея Аполлинарьевича и радуюсь тому, что у меня много единомышленников.
Но я забежала в своих воспоминаниях на много лет вперед. А тогда, в 1958-м, мы с понятным нетерпением ждали реакции на наш фильм «официальных кругов». Обрадовались, когда нам сообщили, что поедем с «Тихим Доном» на престижный Международный кинофестиваль в Карловы Вары. Это, конечно, не Канны, но все-таки… В Карловых Варах, уютном чешском курорте, «Тихий Дон» получил свою первую премию. А всего на разных международных кинофестивалях их дали, как подсчитал Петр Глебов, девятнадцать!
У нас же чиновники от кино присматривались, принюхивались к «веяниям», кинокритики сдержанно анализировали огромную работу по принципу «два пишем, один в уме». С большим изумлением читала я иные рецензии на наш фильм. Известный писатель удачу фильма видел вот в чем: «Оказалось, что безграмотная казачка Аксинья Астахова способна любить не менее глубоко и страдать не менее трагично, чем Анна Каренина, а мятущаяся душа Григория Мелехова не менее сложна, чем душа Андрея Болконского, а батрак Мишка Кошевой не менее напряженно мыслит, чем Пьер Безухов…»
Странные сравнения несравнимого! А вот другой писатель, напомнив о целине, стройках, химии и домнах, призывал молодежь: «Так пусть не будет в наших рядах колеблющихся Мелеховых, то включающихся в шеренгу активных строителей будущего, то покидающих их ради ложно понятой привычной стабильности своего повседневного существования…»
Становилось очень обидно: неужели можно так опошлить идеи романа и фильма?
«Советская культура» определяла трагедию Григория Мелехова как результат столкновения отсталого представления о жизни «с передовым историческим движением эпохи».
Фильм выдвинули на Ленинскую премию, но он ее не получил. Постарались «заклятые друзья» С.А. Герасимова и М.А. Шолохова. Нашли «неотразимый» аргумент: надо подождать третьей серии.
Когда работа над «Тихим Доном» была окончательно завершена, он снова был выдвинут на эту престижную награду. В списке соискателей была и я. Увы! На этот раз аргументы были иные. Вышел на экраны фильм С.Ф. Бондарчука по рассказу М.А. Шолохова «Судьба человека», и кто-то решил, что не стоит давать премию двум фильмам по произведениям одного и того же писателя. А почему нельзя? Разные фильмы, режиссеры, операторы, актеры…
Конечно, нам, участникам съемок «Тихого Дона», было неприятно, что нас обошли вниманием. Но мы уже не были юными, наивными, мы неплохо разбирались в «кухне», на которой ответственные «кулинары» тогда «стряпали» премии.
С Петром Глебовым мы иногда говорили о том, почему «Тихий Дон» не получил ни одной награды в стране. И ему, и мне это было непонятно. Мы со всех сторон слышали от настроенных объективно и доброжелательно деятелей кино, писателей, просто компетентных зрителей восторженные отзывы о фильме. И в то же время никто не пожелал отметить огромный труд большой группы талантливых людей. Я говорю не о себе, меньше всего я подвержена тщеславию. Но в фильме снимались замечательные актеры, его режиссер и оператор – выдающиеся мастера кино…
Ни я, ни Глебов не находили ответа на такой важный для нас вопрос. И только много позже я задумалась: может быть, все дело в том, что ни главный герой, ни главные героини – не революционеры, не коммунисты? И к тому же – казаки и казачки, к которым отношение всегда было настороженное, опасливое. Да и Шолохов становился все более и более нетипичной фигурой в советской литературе. Он с течением лет не «бронзовел», перед ним официальные власти заискивали, но он сидел в своей Вешенской и избегал участия в политических играх. К тому же вокруг него вертелась в хороводе какая-то мелочь.
