Глава 7. Продавцы яичек
Если два — хорошо, может, три еще лучше?
Если вам восемьдесят два года и у вас шестьдесят четыре жены, то тут уж никакое подспорье не будет лишним. Для Камиль-паши, визиря (важного чиновника) Оттоманской империи, таким подспорьем стало яичное консоме. Каждый день паша пил бульон, сваренный из яичек молодых и здоровых представителей копытных. Пристрастие визиря к этому мерзкому супу привлекло внимание Скевоса Зервоса — акушера при гареме паши. Зервос наблюдал за евнухами из гарема и задумался, почему удаление яичек делает мужчин женоподобными. Так он начал развивать теорию о семенниках как ключе к мужской состоятельности длиною в жизнь.
В промежутках между принятием родов Зервос принялся экспериментировать. Он пытался восстановить силы пожилых кроликов и собак, пересаживая яички от более молодых особей престарелым. В 1909 году Зервос опубликовал работу, трогательно названную «Любопытные эксперименты с половыми органами самцов». Он стремился популяризовать свои технологии — так, чтобы они наконец стали доступны для всех мужчин.
Визирь был не в восторге. Он обвинил Зервоса в организации заговора, утверждая, что тот желает восстановить мужскую силу его евнухов. Страшась за свою жизнь, Зервос бежал в Афины. Там в 1910 году в первый и отнюдь не в последний раз яичники обезьяны были пересажены человеку. Зервос рекламировал свою технологию как средство для лечения импотенции и старческой немощи.
Пошла молва. В 1916 году пересадка яичек распространилась уже достаточно широко. Профессор мочеполовой хирургии при чикагском Колледже терапии и хирургии Г. Фрэнк Лайдстон в первой из двух статей для JAMA подчеркнул благотворное влияние тканей третьего яичка. В этом случае речь шла о человеческом семеннике, имплантированном в мошонку вдобавок к тем двум, которыми мужчину наделила природа[63]. Хотя возрастание «сексуальной силы» и появление «мощной и продолжительной эрекции» чаще всего назывались в числе положительных результатов, по мнению Лайдстона, секреция этой вспомогательной половой железы помогает справляться со многими проблемами пожилого возраста — высоким давлением, старческим бессилием, атеросклерозом. В числе прочего Лайдстон описал случай излечения двадцатидвухлетнего молодого человека, который, помимо других недугов, страдал от следующих бед: «неразборчивый почерк, бессвязные рассуждения об архитектуре». Кажется, нет такой болезни, которую не одолело бы дополнительное мужское яичко.
Изначально Лайдстон обращал внимание на мужчин, чьи собственные железы были явно недоразвиты или дефектны. Например, семнадцатилетний юноша без малейших признаков половой зрелости, с яичками «размером с небольшую лимскую фасолину». Или мужчина двадцати одного года, страдающий от «не дающего ни удовольствия, ни удовлетворения коитуса», с яичками «размером с турецкий боб». Сначала Лайдстон ассоциировал сморщенные мужские половые железы с орехом, но затем мудро обратился к семейству бобовых для характеристики размеров; возможно, сравнение с «орехом» ему казалось неприличным. Когда дело пошло на лад, Лайдстон начал расширять круг пациентов, оперируя также и мужчин с яичками нормального размера. Одним из первых он провел операцию на себе.
С поиском пациентов у Лайдстона проблем не было, а вот найти доноров было сложнее. Хотя единственное яичко, как и одинокая почка, способно выполнять обязанности своего отсутствующего собрата, редкий мужчина согласится заняться благотворительностью, отдавая собственные половые органы. Не имея возможности сделать запас яичек дееспособных молодых мужчин, Лайдстон нашел прекрасный выход: яички мертвых молодых мужчин. Видимо, у него был приятель в городском морге, и в то время молодые мужчины в Чикаго, ставшие жертвами несчастных случаев, рисковали заплатить за свою неосторожность вдвойне. Чаще всего невольные доноры описываются как «погибшие в результате несчастных случаев». Два несчастных подростка — один в 1918 году, другой в 1915-м — умерли от «размозжения» головы. Возможно, кто-нибудь заинтересуется, не бродил ли, случайно, Г. Фрэнк Лайдстон по темным аллеям чикагского Саут-Сайда, вооруженный чем-то побольше и потяжелее турецкого боба.
Лайдстон настаивал, что, взяв яички мертвых мужчин, нужно провести операцию немедленно, пока орган не начал разлагаться. Однако с течением времени сам стал нарушать собственные же правила. Яички первых доноров считались негодными, если операция не проводилась в течение шести часов; а позже органы могли пролежать на льду тридцать шесть или даже сорок восемь часов. Серж Воронофф — французский врач, занимавшийся трансплантацией половых органов, не допускал подобного промедления. Эмигрант родом из России полагал, что пересадку надо производить в считаные секунды, чтобы изменения в клеточной ткани не подорвали жизнеспособности органов. Воронофф мечтал, что когда-нибудь будут созданы специальные клиники, где «пациенты находятся в полной готовности к пересадке требуемых органов от жертв несчастных случаев, которые доставляются незамедлительно».
В Америке ближе всего к подобной возможности подошли в камерах смертников тюрьмы штата Калифорния Сан-Квентин. Тюремный врач Сан-Квентина Лео Стэнли провел 30 экспериментов (ниже я расскажу о них подробнее), отрезая половые органы только что казненных заключенных и пришивая их пожилым или «преждевременно состарившимся» местным обитателям.
